Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл

Уичер расширял круг поисков. Он сел на поезд, следующий из Троубриджа в Бристоль, и сошел в Бате, где два часа разъезжал по городу в кебе. Помимо всего прочего, у него состоялись беседы с полицией и с владельцем гостиницы «Грейхаунд». Дело в том, что он интересовался странным эпизодом, случившимся тут четырьмя годами ранее, в июле 1856-го.

К тому времени Кенты уже почти год жили на Роуд-Хилл. Миссис Кент была на восьмом месяце беременности Сэвилом. Констанс и Уильям, которым было соответственно двенадцать и одиннадцать лет, приехали из пансиона домой, на каникулы. У девочки было явно что-то не в порядке с голеностопом, и врач порекомендовал ей носить кружевные чулки и избегать ходьбы. Когда вся семья отправилась в Бат на выставку цветов, ее возили в кресле-каталке.

Однажды, это было 17 июля, Констанс и Уильям убежали из дома. Девочка спрятала в дворовом туалете старую одежду брата, предварительно перешив ее. Затем срезала волосы и вместе с собственным платьем и нижней юбкой сбросила их в выгребную яму. Переодевшись юнгами, они с Уильямом собирались пробраться на корабль, направлявшийся в Бристоль, чтобы следом за старшим братом Эдвардом удрать из Англии. Прошагав десять миль, они к вечеру добрались до Бата, но при попытке снять номер в гостинице «Грейхаунд» хозяин заподозрил в них беглецов — уж слишком хорошо они были одеты, да и манерами на корабельную обслугу не походили, — и учинил им допрос. Констанс, повествует Степлтон, «сохраняла полную выдержку, вела себя и говорила даже с некоторым апломбом», но «Уильям быстро раскололся и залился слезами». Его, продолжает автор, оставили на ночь в гостинице, а Констанс передали полиции. Она провела ту же ночь в участке, «упорно храня молчание».

В местных газетах о том же эпизоде говорится несколько иначе — не исключено, что Степлтон несколько преувеличил чувствительность мальчика, чтобы усилить контраст с твердым характером Констанс; в рассказе своем он скорее всего опирался на сведения, полученные от Сэмюела Кента. В одной газете, где случай этот описывается как «выражение исключительной целеустремленности и отваги», Уильям вовсе не заливается слезами, а Констанс ведет себя вполне пристойно. В разговоре с хозяином гостиницы они были «исключительно вежливы», лишь упрямо твердили, что направляются на корабль. В полицейский участок их отвели вместе, и оба не признавались ни в чем до самого утра, когда из дома приехал один из слуг и опознал брата с сестрой, посетовав при этом, что загнал трех лошадей, разыскивая их.

Уильям признался полиции, что убежал из дому, взяв всю ответственность за эту авантюру исключительно на себя: хотел, мол, говорится в той же газете, уйти в море, и в спутницы взял младшую сестру, посоветовав ей переодеться в его платье и срезать волосы. После чего они отправились в Бристоль в надежде, что какой-нибудь добрый капитан возьмет их юнгами. В карманах у них было всего восемнадцать пенсов, но ни отсутствие денег, ни расстояние не ослабляли решимости мальчика и энтузиазма его сестры. В другой газете Констанс представляли лишь спутницей Уильяма: «Мальчику приспичило уйти в море, и он поделился своей тайной с сестрой… порывистый характер которой побудил ее очертя голову броситься за братом». Сестра «позволила обрезать волосы и причесать ее на мальчишечий манер».[43]

В оценке необычайной решимости девочки Степлтон и батские газетчики не расходятся, лишь различно оценивают ее. В одной газете говорилось, что «девочка, насколько мы наслышаны, вела себя как маленькая героиня, играя, ко всеобщему восхищению, роль мальчика. От инспектора Норриса нам стало известно, что… юная мисс Кент продемонстрировала незаурядный ум и решимость. Платье брата было ей мало, в руках — тросточка, которой она помахивала так, будто давно к ней привыкла. Инспектор не сразу заподозрил, что перед ним девочка, лишь через некоторое время его смутило то, как она сидит».

Слуга отвез детей домой. Сэмюел был в командировке, инспектируя фабрики в Девоншире, но вернулся в тот же день. По словам Степлтона, Уильям сразу же «выразил свое искреннее сожаление по поводу случившегося, покаялся и горько разрыдался». А Констанс и не подумала извиняться перед отцом и мачехой, повторяя лишь, что ей «хотелось независимости».

«Чрезвычайно странное происшествие, — комментировала „Бат экспресс“, — в благородном семействе».

Покончив с делами в Бате, Уичер в тот же день направился поездом в Уорминстер — в городок в пяти милях к востоку от деревни, чтобы поговорить с одноклассницами Констанс.

Пятнадцатилетняя Эмма Моуди жила с братом, сестрой и овдовевшей матерью — все работали на шерстопрядильной фабрике — в Гор-Лейне.[44] Уичер показал ей фланельку, Эмма покачала головой: мол, в первый раз вижу. Он спросил, не заговаривала ли Констанс о Сэвиле.

— Да, — ответила Эмма, — вроде говорила, что недолюбливает его, щиплет иногда, но так, в шутку. Во всяком случае, когда рассказывала, смеялась.

Уичер спросил, что заставляло Констанс дразнить младших учениц.