Подозреваемые

– Иногда – очень даже хорошо. Скажите моей бабушке, что вы врач и что вы были в лагере в тот день, когда той девочке, Ане Румянцевой, стало плохо. И что теперь вы, как врач, переживаете за всех детей. И за меня, а поскольку меня бабушка из лагеря забрала и я теперь сижу дома и смотрю телевизор, то вы должны меня проведать и осмотреть. Потому что подозреваете, что в лагере был какой-то грибок, и у всех детей может быть…

– Анна Сергеевна! – прервал девчушку Северный. – Вы не «Доктора Хауса» там усиленно смотрите по телевизору?

– Как вы догадались?! – обрадовалась Анечка. – Бабушка обожает «Доктора Хауса»! Мы с ней уже несколько раз смотрели все семь сезонов. Как только заканчиваем смотреть седьмой, так сразу начинаем с первого. Скажите, вам жалко, что у Хауса с Кади не получилось? Мне до слёз жалко, что у них не получилось!.. Ой, бабушка из магазина вернулась! Бабушка! – закричала она в сторону от телефона. – Тут врач из того лагеря, откуда ты меня забрала, звонит! Всеволод Алексеевич, сейчас я вам дам бабушку! Скажите ей то, что нужно! – строгим, «взрослым» голосом добавила находчивая Анечка Толоконникова.

И что, скажите на милость, Северному оставалось?

– Здравствуйте! – сказал Всеволод Алексеевич в ответ на достаточно приятное «алло». – Моя фамилия Северный, и ваша внучка ошиблась. Она очень умная девочка, но ей всего восемь лет. Я не врач «того лагеря». Я просто был приглашён администрацией на день интересных профессий. Я – судебно-медицинский эксперт. Именно в тот день произошёл неприятный инцидент с чуть более взрослой девочкой, и я…

– Извините, сейчас продолжим, – сказала с той стороны телефона бабушка. – Анечка, пойди посмотри, как там братик! – услыхал Северный. В закадровом пространстве ещё некоторое время Аня препиралась, но затем смирилась и ушла «смотреть, как там братик». – Простите, я сейчас возьму трубку на кухню и закрою дверь. Моя внучка очаровательна, но жутко любит подслушивать! Как, простите, вы сказали, вас зовут?

– Всеволод Алексеевич! – вздохнул Северный.

– Елена Александровна, – представилась бабушка. – Это так ужасно, Всеволод Алексеевич! – послышалось, как старушка затягивается сигаретой. – Ужас, да и только! Кто бы мог подумать, что такое могло случиться в добропорядочной семье! С виду, разумеется, добропорядочной. И если такое происходит в отнюдь не люмпенской среде, то что же тогда творится…

– Что, простите, творится? – уточнил Северный. Ему показалось немного странным, что бабушка Толоконниковой не удивилась звонку судебно-медицинского эксперта, вовсе постороннего человека… Кажется, не одной маленькой Анечке не хватало общения и «гостей».

– Как, вы не знаете?! Та девочка, которой вы сделали укол, по словам моей внучки, то есть, как я понимаю, оказали ей первую помощь, умерла! А её отчима посадили по обвинению в педофилии! А мать – по обвинению в пособничестве! Вы же мне поэтому звоните? Вы хотите узнать обстоятельства, да?

– А вы что-то знаете? – удивился Всеволод Алексеевич.

– Ну, конечно же! Уже все газеты об этом пишут!

– Уже пишут? Надо же, какая скорость реагирования. Какое счастье, что я не читаю газет! К тому же, Елена Александровна, мало ли что газеты пишут. «Посадить» человека так быстро не могут. Могут только предъявить обвинение и взять под стражу. Презумпция невиновности гласит, что любой, кому предъявлено обвинение, не виновен, пока следствие не докажет обратное и суд не вынесет приговор. Но я вам звоню вовсе не поэтому.

– Да? Жаль! – искренне расстроилась бабушка Анечки Толоконниковой. – Я могла бы вам рассказать! Я же пару раз видела, как отчим этой Румянцевой привозил её в тот лагерь на машине. Она его целовала в щёку на прощание, а он… Он, знаете ли, так смотрел на неё… Вовсе не как положено смотреть отчиму! Я была не так далеко припаркована – метрах всего в двадцати от их машины – и всё разглядела. Подонок!

– У вас отличное зрение, Елена Александровна!

– Что правда, то правда! – не уловила иронии собеседница Северного. – И это несмотря на то, что я всю жизнь только и делаю, что перевожу. Любой бы уже ослеп! Кроме того, я неплохой психолог – долгая жизнь, знаете ли… Он мне сразу не понравился! Да и матушка какова! В газетах написали…

– Елена Александровна, я звоню вам вовсе не из-за Ани Румянцевой, а из-за вашей собственной внучки. Мне показалось… Мне показалось в тот раз, что именно у вашей девочки имеются какие-то проблемы… Чисто психологического плана, – соврал Северный. – Я хотел о них с вами поговорить. Если возможно, лично. Могу я приехать к вам домой? Желательно, чтобы и Анечка была дома.

– Конечно! – обрадовалась переводчица-пенсионерка. Её не удивило, что судебно-медицинского эксперта интересует психология. – Буду очень рада вас видеть! И, конечно же, Анечка будет. Внуки всегда при мне. Дочь моя – неудачница, муж её – ленивая, бездарная дрянь, и невинные детки…

– Продиктуйте мне ваш адрес.