Подозреваемый

– Он был слишком мягким: мягкое сердце, мягкий нрав. Если бы с неба полился суп, Ленни так и стоял бы с ложкой в руке. Некоторые женщины заслуживают взбучки. Она забрала все: его сердце, его дом, его сына. Большинство мужчин убили бы ее. Большинство мужчин не такие, как Ленни. Она высосала его до капли. Высушила его душу. Она тратила в месяц на сотню больше, чем он зарабатывал. Он работал в две смены, да еще и занимался хозяйством. Я слышал, как он умолял ее по телефону: «Милая, ты останешься сегодня дома?» Она просто смеялась над ним.

– А почему он не бросил ее?

Он пожимает плечами.

– Думаю, у него было затмение. Может, она угрожала, что заберет мальчика. Ленни не был слабаком. Однажды я видел, как он вышвырнул из автобуса троих хулиганов, пристававших к пассажирам. Он мог за себя постоять, Ленни. Он не мог противостоять только ей.

Берт замолкает. Лишь теперь я замечаю, как заполнился бар, как стало шумно. В углу устраивается музыкальная группа. Люди смотрят на меня, пытаясь понять, что я здесь делаю. Нельзя сохранять инкогнито, когда так выделяешься.

Красные огни стали покачиваться, скрип деревянных половиц отдается эхом. Я стараюсь пить вровень с Бертом, стакан на стакан.

Я спрашиваю о несчастном случае. Берт объясняет, что иногда Ленни пользовался по выходным мастерской, чтобы конструировать свои приспособления. Босс закрывал на это глаза. Автобусы по выходным ходили, но в мастерской никого не было.

– Что ты знаешь о сварке? – спрашивает Берт.

– Немного.

Он отодвигает свой стакан и берет две подставки. Затем объясняет, как два куска металла соединяются при помощи концентрированной высокой температуры. Обычно температура создается двумя способами. Дуговой сварочный аппарат использует мощную электрическую дугу с низким напряжением и высокими токами, поднимающими температуру до 11 000 градусов по Фаренгейту. А еще есть кислородные сварочные аппараты, где ацетилен или природный газ смешивается с чистым кислородом и сжигается, создавая пламя, которое может прорезать металл.

– С таким оборудованием не шутят, – говорит Берт. – Но Ленни был одним из лучших сварщиков, которых я видел в жизни. Ребята говорили, что он мог сварить вместе два листа бумаги. Мы всегда соблюдали меры безопасности в мастерской. Все горючие вещества хранились в отдельном помещении. Бензин и все прочее находилось на расстоянии не менее тридцати пяти футов. Мы прикрывали сухой материал и держали поблизости огнетушители. Я не знаю, что в тот день строил Ленни. Некоторые шутили, что ракету, на которой отправит свою бывшую жену в открытый космос. Взрыв перевернул восьмитонный автобус. Цистерна с ацителеном пробила в крыше дыру. Ее нашли в ста ярдах. Ленни отбросило к дверям. Единственная часть его тела, которая не была опалена, – это грудь. Решили, что он лежал на животе, когда его поглотило пламя, потому что рубашка в этом месте была только чуть-чуть обожжена. Водители вытащили его наружу. Не знаю, как им это удалось… Такая жара и все дела. Помню, потом они говорили, что ботинки Ленни дымились, а кожа начала трескаться. Он был еще жив, но не мог говорить. У него не было губ. Я рад, что не видел этого. Мне бы до сих пор снились кошмары. – Берт ставит стакан на стол, и его грудь поднимается в коротком вздохе.

– Значит, это был несчастный случай?

– Сначала так и показалось. Все решили, что искра от сварки воспламенила цистерну с ацетиленом. А может, в шланге была дырка или какая другая неисправность. Либо газ скопился в цистерне, которую он сваривал.

– Что вы имеете в виду, говоря «сначала»?

– Когда с Ленни стащили рубашку, то обнаружили на его груди надпись. Говорят, буквы были идеально ровными, но я в это не верю: он же писал справа налево и снизу вверх. Сварочным аппаратом он выжег у себя на коже слово «ПРОСТИ». Говорю же, он был не из болтунов.

9

Не помню, как вышел из «Трамвая». После восьмой пинты я сбился со счета. Холодный воздух оглушает меня, и я оказываюсь на четвереньках, оставляя содержимое желудка на разбитом замусоренном булыжнике пустого квартала.

Кажется, это крытая парковка при пабе. Кантри-бэнд внутри все еще играет. Они перепевают песню Вилли Нельсона о матерях, не позволяющих своим детям становиться ковбоями.

Когда я пытаюсь подняться, меня толкают сзади, и я падаю в маслянистую лужу. Четверо подростков из паба стоят надо мной.

– Деньги есть? – спрашивает девочка.

– Отвалите.

Удар нацелен мне в голову, но я уклоняюсь. Второй приходится в живот. Внутренности сжимаются, и меня снова тошнит. Я хватаю ртом воздух и пытаюсь собраться с мыслями.

– Бог мой, Баз, ты же говорил, что никого не тронешь! – говорит девочка.

– Заткнись, дура. Не называй имен.

– Пошел ты!

– Прекратите, вы двое, – вмешивается еще один, Оззи, левша, пивший ром с кока-колой.

– Не лезь, тупица! – Баз смотрит на него сверху вниз.

Кто-то вытаскивает из моего кармана кошелек.