Подозреваемый

– Что с тобой случилось?

– Я упал с забора.

– Я говорю о твоем ухе.

– Паршивый тату-мастер.

Джулиана не настроена на остроумные комментарии.

– Ты что, следишь за мной?

– Нет. С чего ты взяла?

Она пожимает плечами.

– Кто-то следит за домом.

– Полиция.

– Нет. Кто-то еще.

– Джок сказал, что кто-то пытался влезть в дом.

– Ди Джей их спугнул. – Она говорит о нем, словно о сторожевой собаке.

Свет падает сзади, создавая легкий ореол вокруг ее головы. На ногах у Джулианы «самые уродливые тапочки в мире», которые я купил ей в сувенирном магазине при одной ферме. Я не могу придумать, что сказать. Просто стою и не понимаю, подойти ли ближе. Момент упущен.

– Чарли хочет котенка на Рождество, – говорит она, кутаясь в куртку.

– Я думал, это было в прошлом году.

– Да, но теперь она открыла прекрасное средство. Если хочешь котенка, проси лошадь.

Я смеюсь, и она улыбается, не сводя с меня глаз. Следующий вопрос сформулирован с ее привычной прямотой:

– У тебя был роман с Кэтрин Макбрайд?

– Нет.

– У полиции есть ее любовные письма.

– Она писала их Джоку.

Ее глаза расширяются.

– У них был роман еще в Марсдене. Джок и был тем женатым мужчиной, с которым она встречалась.

– Когда ты это узнал?

– Сегодня.

Ее взгляд все еще прикован ко мне. Она не знает, верить или нет.

– Почему Джок не сообщил полиции?

– Я пытаюсь это понять. Я не доверяю ему. И не хочу, чтобы он крутился здесь.

– Почему?

– Потому что он солгал мне, утаил информацию от полиции и должен был встречаться с Кэтрин в ту ночь, когда она умерла.

– Ты шутишь! Ведь ты о Джоке говоришь. Он твой лучший друг…

– И моя жена обеспечила его алиби. – Это звучит как обвинение.

Ее зрачки сужаются до размеров игольного ушка.

– Алиби для чего, Джо? Ты думаешь, что он кого-то убил, или полагаешь, что он спит со мной?

– Я этого не говорил.

– Нет. Ты никогда не говоришь то, что думаешь. Ты все окружаешь скобками, кавычками и вопросительными знаками. – Она заводится. – Если ты такой блестящий психолог, тебе надо присмотреться к собственным недостаткам. Мне надоело тешить твое эго. Хочешь, чтобы я повторила? Вот список. Ты совершенно не похож на своего отца. Твой пенис нормального размера. Ты проводишь достаточно времени с Чарли. Тебе не стоит ревновать к Джоку. Моей матери ты действительно нравишься. И я не сержусь на тебя за то, что ты испортил мой черный кашемировый джемпер, оставив в карманах платки. Удовлетворен?

Десять лет скрытой терапии, сконцентрированные в шести отрывистых фразах. Боже мой, эта женщина хороша. Соседские собаки начинают лаять, словно хор, призванный одобрить ее речь.

Она поворачивается, собираясь уйти в дом. Я не могу отпустить ее так, поэтому начинаю говорить: рассказываю всю историю о том, как нашел автобиографию Кэтрин и обыскал квартиру Джока. Я пытаюсь казаться рассудительным, но боюсь, что все это выглядит так, словно я хватаюсь за соломинку.

Ее красивое лицо выглядит усталым.

– Ты в ту ночь встречалась с Джоком. Куда вы ходили?

– Он водил меня поужинать в Бейсуотер. Я знала, что ты не расскажешь о диагнозе. Хотела спросить его.

– Когда ты ему позвонила?

– В тот день.

– Во сколько он ушел отсюда?

Она грустно качает головой.

– Я тебя не узнаю. Ты одержим. Я не из тех, кто…

Я не хочу этого слышать. Я выкрикиваю:

– Я знаю о ребенке.

Она слегка дрожит. Возможно, из-за прохлады. И тогда в ее глазах я вижу, что мы друг друга теряем. Пульс становится слабее. Может, она и хочет быть со мной, но обойдется и без меня. Она достаточно сильна, чтобы справиться в одиночку. Она пережила потерю отца, страх за Чарли, когда та в полтора года болела менингитом, биопсию правой груди. Она сильнее меня.

Я медленно ухожу, вдыхая холодный воздух. Потом оглядываюсь на дом. Кухня уже погружена во тьму. Я вижу, как Джулиана поднимается, выключая по пути свет.

Джок далеко. Даже если он скажет Руизу правду, сомневаюсь, что ему поверят. На него посмотрят как на друга, пытающегося спасти меня. Я пересекаю сад Фрэнклинов и выскальзываю на боковую дорожку. Потом иду к Вест-Энду, наблюдая за тем, как моя тень то появляется, то исчезает под фонарями.

Проезжающий мимо кеб замедляет движение. Водитель смотрит на меня. Я открываю дверцу.

Элиза не считает себя пророком и не любит, когда журналисты изображают ее евангелисткой, спасающей девушек от улицы. Она также не считает проституток «падшими женщинами» или жертвами жестокого общества.

Во всех нас есть скрытые таланты, но Элиза в глубине себя отыскала бриллиант. Это открытие свершилось, когда она дошла до самого низа, – через шесть месяцев после освобождения из тюрьмы. Совершенно неожиданно она оставила мне в Марсдене сообщение: только адрес и никаких подробностей. Не знаю, каким образом она меня нашла. Элиза изменилась – минимум косметики, короткая стрижка. В темной юбке и жакете она походила на мелкого служащего. У нее была идея, и она хотела узнать мое мнение. Пока она говорила, я чувствовал, как изменилась погода: не снаружи, а в ее голове.