Подозреваются в любви (СИ)

«Ты один, сынок. Всегда рассчитывай только на себя!»

— А ты? А мама?

— Мама не пойдет уговаривать ребят, чтобы они взяли тебя играть в футбол, — жестко оборвал Андрей.

— Да и не нужен мне их футбол!

— Вот так! Молодец! Разозлись и иди мимо, раз тебе это не нужно! А если нужно, вцепись зубами и держи. Своими зубами! Не Рика!

Как быстро нашлись правильные слова — будто он всю жизнь носил в себе это: беспросветное одиночество и крепко стиснутые челюсти, когда удавалось что-то урвать. Часто удавалось. И действительно, всегда это было в нем. Пока не появилась рядом Дашка. Он расслабился и совсем другое стало тревожить его — собственная уязвимость, когда он смотрел, как она учится кататься на роликах или взбирается вместе с маленьким Степкой на ледяную горку, как рассыпаются ее волосы на раскрытую книгу, когда Дашка читает, а она нетерпеливо убирает их за уши и трясет головой, будто дикая кобылица, как сползает с ее тонкой лодыжки смешной, яркий гольф, и приходится нагибаться, чтобы то и дело поддергивать его.

«Надо всегда выходить победителем!»

Андрей достал сигареты. В открытое окно врывалась бессонная, душная Москва. И не было за спиной дыхания Дашки, не было ее твердых пальцев у него на плечах. Не было ее доверия — это, пожалуй, главное, осознал вдруг Андрей.

Дашка не умела отращивать новый хвост, будто ящерка, вот в чем дело. Не умела, не хотела, не могла — заново ухаживать за теми цветами, которые просто загнулись. Вроде и тепла хватало, и солнце светило, и поливали их вовремя — а они загнулись, и все тут! Можно возродить — но есть ли смысл? Да и сил, наверное, не осталось. И не будет радости оттого, что вновь зацветут эти жухлые, покореженные, пахнущие тиной ветви.

Много лет рядом с ней был только вечно поддатый отец — единственный человек, которому она доверяла, который обнимал ее иногда и желал ей спокойной ночи, неуклюже ухаживал за ней, когда она болела, и не мог дать ответа ни на один ее вопрос. Но она любила его — Андрей до сих пор не мог понять — почему?! Ни мать, ни брат Дашке были не нужны. Быть может, их фальшь чувствовалась острее или они даже не считали необходимым скрывать ее. Быть может, их откровенное мещанство и эгоизм уже тогда отталкивали ее и заставляли искать тепла у отца под боком. Пьяный, добродушный, веселый, совсем простой — он был ближе ей, чем все остальные. Никого больше у нее не было. А потом появился этот старый прыщ. Андрею приходилось лишь догадываться о нем по обрывочным Дашкиным фразам, по случайно вырвавшимся воспоминаниям, и это бесило его. Дашка запрятала прошлое так глубоко, что оно с трудом, по крошкам выбиралось из нее, и мужу было больно смотреть, как мучительно ей это дается. Она не хотела вспоминать, но забыть или изменить что-то была не в силах. Со временем это прошло, все проходит в итоге. Он вдруг понял, что она доверяет ему безоглядно, легко, и только эта вера составляет ее жизнь. Дашка не могла существовать в коллективе, не дружила и даже не общалась ни с кем, и все только потому, что веры ее не хватало на многих. Она не умела ограничивать себя, для нее не существовало середины, четверти, никаких долей и частиц. Только все целиком. И всю себя целиком она отдала жизни. Жить — значит верить. В любовь, в Андрея, в их настоящее, в то, что солнце взойдет, в то, что пойдет дождь, в то, что под рукой окажутся зонтик и шляпка.

Как жить, если солнечный свет однажды брызнул в глаза темнотой?

Однажды, а кажется — навсегда.

«Надо всегда выходить победителем!»

Вот как…

Андрей даже поморщился от сказанных когда-то слов. В конце концов, никому нет дела — победитель ты или только делаешь вид. Человек, который все это время с тобой, не перестанет быть рядом, если ты окажешься побежденным. Даже если ты признаешь, что побежден и будешь выглядеть соответственно. Человеку на это плевать. Ему бы только остаться рядом.

Вот как…

Сто лет назад, кажется, его выгнали с работы. С престижной, высокооплачиваемой и очень перспективной. С нелюбимой работы. Он здорово переживал и даже не брился несколько дней подряд — верный признак того, что его чувства в смятении. Он оказался ненужным, у него не было «лапы», но были большие амбиции. От него просто избавились. Андрей хотел что-то кому-то доказывать. Хотел разозлиться и показать, какой он на самом деле крутой. Но почему-то забился в нору и несколько дней не брился. Слонялся по квартире, шипел на Дашку, зачем-то пересчитывал деньги в кошельке. Работу он, конечно, найдет. Но сейчас-то его обошли, переиграли, попросту удалили с поля за профнепригодность. Собственные переживания еще больше унижали его. От Дашки он не дождался ни жалости, ни поддержки. Она только сказала: «Все к лучшему! Даже то, что ты воспринимаешь это как оскорбление!»

Ее слова, ее будто бы неучастие оказались лучше любой поддержки. Это он позже понял. И понял еще одно — они осознавали друг друга лучше, чем самих себя.

Значит, сейчас Дашке просто невыносимо.