Подозреваются все

— Я — даже не зная, что одалживаю, — грустно сказала Алиция.

— Знаю, почему я, — одновременно с ней сказала я, — но не знаю, почему это делали другие. Может, у них были какие-то общие дела?

— Такие удивительно односторонние? Невозможно, что-то во всем этом должно быть... Вся мастерская одалживает деньги человеку, который их не отдает... А почему ты?

— Совершила преступление при участии Тадеуша, — вздохнув, ответила я. — Теперь буду крутиться, чтобы скрыть это от милиции...

В этом месте нас прервали, так как меня вызвали на допрос. Кто знает, к каким результатам мы пришли бы, если бы продолжили эту совместную конференцию, так как впоследствии оказалось, что мы были на верном пути. До финиша, правда, было далеко, но стартовали мы с безошибочным чутьем...

* * *

Трое мужчин: капитан, прокурор и сержант. Народной милиции — устроились в кабинете. Сержант сидел за машинкой Иоанны и увековечивал наши ответы. Начали, разумеется, снова с моих утренних фантазий.

Рассказывая еще раз подробно обо всех придуманных и действительных событиях, я приглядывалась к ним и помимо воли начала развивать различные мысли. Как я должна вести себя в этой глупой ситуации? На территории маленькой мастерской, где среди сплоченных и знающих друг друга как облупленных людей совершено невероятное убийство... Вроде бы в последнее время убийства государственных служащих не распространены у нас повсеместно, а если уж и случается такое, то скорее следовало бы ожидать, что жертвой окажется директор или кто-то из контроля, а не обычный инженер-сантехник. Мало того, сразу по прибытии на место власти обнаружили, что преступление было запланировано и публично обсуждалось большим количеством людей. Что могли подумать об этом нормальные люди, которыми, без сомнения, являются представители власти?

Сразу, в самом начале, они ознакомились с различными нашими странностями и оказались в наитруднейшей ситуации: покойник и двадцать подозреваемых. Двадцать человек, каждый из которых имел шанс его убить, но ни один не имел повода. Или каждый мог иметь повод... Они уже, несомненно, сориентировались, что смерть Тадеуша принесла нам множество огорчений и беспокойства. А выгоду? Удастся ли им найти кого-то, кому эта смерть принесла какую-нибудь выгоду? И что теперь будут делать? Будут изучать нашу частную жизнь, проверять алиби?.. Каким способом собираются отыскать убийцу?

И кто из нас, черт возьми, убийца?!

Меня переполняло любопытство и горячее желание хоть на минуту оказаться на их месте, по ту сторону. Терзаемая этими чувствами, я приглядывалась к красивому прокурору. Вот уж действительно, игра природы! Разве бывают такие прокуроры? Может быть, попробовать очаровать его, чтобы хотя бы этим путем изыскать какую-нибудь возможность участвовать в следствии? Множество мужчин не могли в подобных случаях устоять перед женскими чарами... Нет, ничего из этого не выйдет. Настолько красивый мужчина наверняка не слишком восприимчив к женскому кокетству, не стоит даже и пробовать...

Вышеупомянутая игра природы, сидящая у края стола Витека, прервала мои размышления, вынуждая к сосредоточенности.

— Расскажите нам обо всех телефонных разговорах, происходивших в вашей комнате... с утра.

Я почувствовала легкое беспокойство. Телефонные разговоры? Господи Боже, да ведь я сама придумала, что Тадеуша вызвали в конференц-зал, воспользовавшись телефоном! Неужели и это оказалось правдой?..

Оказалось правдой! Из дальнейших вопросов я убедилась, что в 12.35 проклятый телефонный звонок выманил жертву из комнаты, удалив ее окончательно из поля зрения оставшихся в живых коллег. В довершение всего ясно было видно, что они подозревают меня в его авторстве.

— Нет, извините, — категорично сказала я. — Раз и навсегда, пожалуйста, примите к сведению: за исключением того, что я все это придумала, в этом деле я не пошевелила даже пальцем. Я не двигалась с места. Сидела в комнате с тремя коллегами, которые, действительно, выходили, но поочередно. Ни разу не выходили все вместе! Один сидит передо мной, другой — за мной, а третий — сбоку от меня. По крайней мере двое из них должны были меня видеть. Вам будет достаточно свидетельства двух человек?

— Но пока их у нас еще нет, — буркнул капитан.

Я сразу подумала, что если этот идиот Лешек, подталкиваемый чувством юмора, заявит, что не обращал на меня внимания и что не заметил бы, даже если бы я стояла на голове, со мне не останется ничего другого, как только доказать, что у меня не было повода. А значит, признаться в преступлении!

Допрос стал гораздо более интересным и в какой-то степени загадочным. Вопросы о реакции и действиях всех присутствующих, о частных контактах и связях с покойным были понятны. Ясно, что они пытаются найти какой-то разумный мотив, обоснованно сомневаясь, что кто-то убил его из-за задержки проекта. Понятно было и то, что исследуют наши алиби, стараясь, наконец, кого-нибудь исключить, потому что двадцать преступников — это все-таки слишком много даже дня людей, привыкших к преступлениям. Но постепенно вопросы становились удивительно меткими!