Подозреваются все [Мы все под подозрением]

Он сидел и искушал меня, как и подобает дьяволу, и в конце концов я поддалась. Я пошла в конференц-зал, где как раз не было никого из подозреваемых, только власти, и с достоинством спросила, могут ли они меня выслушать. Видимо, у них не все шло как по маслу, потому что они с большим жаром выразили своё согласие. Я подумала, что раз уж я должна делать из себя идиотку, то пусть уж это будет в избранном обществе.

— Я надеюсь, панове помнят, с чего все это началось? — спросила я твёрдо.

— Помним, — необычайно любезно сказал прокурор. — С вашего ясновидения.

Я посмотрела на него внимательно и, быть может, даже слегка вызывающе, потому что в его глазах что-то сверкнуло, затем продолжила:

— Я хочу вас проинформировать, что моё ясновидение продолжает действовать и до сих пор. Я пришла к выводу, что записная книжка Тадеуша не является единственным его достоянием и что он должен был иметь ещё какие-то материалы и где-то их скрывать.

— Очень интересно, — ядовито сказал прокурор, когда я остановилась для того, чтобы набрать воздуха.

Я полностью проигнорировала его замечание.

— И я стала размышлять; где? И в процессе этого размышления я оказалась в квартире покойного, которую хорошо знаю, потому что была там когда-то…

Не слишком вдаваясь в разграничение фантазии и действительности, я рассказала им о моем драматическом видении, оборвавшемся вместе с криком Алиции, после чего замолчала.

Представители власти сидели неподвижно с очень странным выражением на лицах, и я подумала, что они, по-видимому, считают меня не совсем нормальной, но мне было уже все равно.

— Да… — медленно проговорил капитан. — И можно узнать, откуда вы все это знаете?

— По-моему, во вступительной части моего рассказа я достаточно ясно об этом сказала, — холодно ответила я, и внезапно все внутри у меня перевернулось. Я поняла смысл этого вопроса! — Боже милостивый! — закричала я, срываясь с места. — Не хотите же вы сказать, что все это правда?!

— Да нет, что вы! — немедленно сказал прокурор, делая какое-то резкое движение. — Это все только ваше воображение? Я вас правильно понял?

— Да, — тихо сказала я, садясь обратно. — Боже мой, я надеюсь, что это все только моё воображение!..

— Да; разумеется, большое спасибо, — поспешно сказал капитан. — Вы ещё что-то хотите нам сказать?

Я была уже не в состоянии разговаривать, поэтому только покачала головой. Потом я догадалась, что они ждут, когда я уйду. И я ушла, проклиная идиотского дьявола последними словами.

Унылая атмосфера в бюро сохранялась до ухода Витека. Представители права покинули мастерскую ещё раньше, почти сразу же после моего к ним визита.

Кто первый вынул первую поллитровку, не имею понятия. Не знаю также, кто решил, что поминки должны пройти именно в этот день. Возможно, этому способствовало общее унылое настроение. Во всяком случае, в наш отдел неожиданно заглянул Стефан.

— Ну, чего ждёте? — буркнул он. — Там уже летят тосты. Пошли, за здоровье покойника!..

Угощение состояло из французской булки, килограмма сальтисона и огромного количества водки. Кофе в нашей мастерской было всегда. Несколько человек должны были уйти, но большинство осталось. После первого выпитого литра нам все ещё было грустно, и все трезво и рассудительно обсуждали ситуацию, мешая в одну кучу будущий упадок мастерской и подозрения, касающиеся Ядвиги. После второго литра мы стали приходить к выводу, что жить, собственно, можно везде, работать тоже, и нам не остаётся ничего другого, как только интенсивно наслаждаться жизнью, а после третьего — настроение изменилось уже радикально.

Кто-то включил радио, которое как раз передавало танцевальную музыку. Одновременно Влодек принялся играть на губной гармошке, сначала протяжно, а потом все более и более отрывисто. Водка лилась рекой, перемешиваясь с кофе, Лешек бросился танцевать с криком:

— Живём лишь раз! Братья и сестры, мы танцуем на вулкане!

В этот момент я должна была выйти из комнаты, потому что услышала телефонный звонок. Я была, пожалуй, самая трезвая из всех, так как не могла много пить по причине сердечного недомогания, о чем страшно сожалела. Но я без труда поддерживала царящую здесь атмосферу.

На другом конце провода оказался Витек, у которого была очаровательная привычка проверять, что делается в мастерской во внеслужебное время. С огромным трудом я убедила его, что здесь остались несколько человек, которые трудятся в поте лица. Когда я вернулась в комнату, поминки были уже в разгаре.

Лешек дикими скачками носился по комнате, ударяясь о столы и шкафы, это должно было означать, что он танцует чарльстон.

— Уберите это! — вопил он. — Заберите эту мебель! Для меня нет никаких преград! Я орёл!