— Не написал, и баста. Почему? Веселое письмо я не мог ей написать, а грустное — не хотелось. У меня тоже была своя гордость. При царе доктору Левину не так-то просто было устроиться на службу, чтобы иметь хотя бы жидкий кофе и крышу над головой… Вы же этого не понимаете — вы, Бобров, для которого все равны: и казах, и еврей, и узбек, и вы сами, русский. Так я говорю?
— Оно, конечно, так, — согласился Бобров.
Потом Левин показал Боброву полученный давеча орден.
— Вообще, орден Красной Звезды самый красивый — сказал Александр Маркович, — скромно и сильно высказанная идея. Вы согласны? Хотя «Красное Знамя» тоже очень красивый орден. У вас уже два «Красных Знамени» и «Красная Звезда», а еще что?
— «Трудяга» и «Знак почета», за арктические перелеты…
— Тоже неплохо! — сказал Левин. — «Правительство высоко оценило его заслуги» — как пишут в некрологах. Но будем надеяться, что я не доживу до такого некролога. А теперь мы вымоем руки и займемся вами. Товарищ командующий мне звонил насчет вас. Что вы думаете насчет нашей идеи?
Бобров ответил не сразу. Он вообще не отличался болтливостью.
— Ну? — поторопил его Левин. — Или вы не поняли моего вопроса? А может быть, бабушка Шмидтгоф произвела на вас слишком сильное впечатление? Не надо, дорогой товарищ Бобров. Война есть война, и если они позволили себе фашизм, то мы позволим себе этот фашизм уничтожить. Правильно? Теперь что же насчет идей?
— Придумано толково, возражать не приходится, — ответил наконец летчик, — но многое будет зависеть от качества пилота. Надежный пилот — будете работать нормально; несортный пилот — накроетесь в два счета. Учтите — посадка и взлет в районе действий истребителей противника.
— Э, — воскликнул Левин, — в районе действий истребителей противника! А наши истребители? Разве они не будут нас прикрывать? Смотрите вперед и выше, старик, больше оптимизма!
Умывая руки, он пел «Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц».
Потом пришел сонный и небритый военврач Баркан. Он был очень недоволен тем, что Левин приказал его разбудить, и нарочно показывал, как он хочет спать, как переутомлен и измучен.
— Та-та-та-тра-та-та-та-та-та, — напевал Левин, обходя кругом голого Боброва и тыкая пальцем то в ключицу, то в лопатку, то в живот, — тра-та-та…
Отрывистым голосом он что-то сказал небритому по-латыни, но Баркан не согласился, и с этого мгновения стал прекословить, но не прямо, а как-то вбок. Например, если Александр Маркович что-нибудь утверждал, Баркан не оспаривал, но отвечал вопросом:
— Допустим. И что же?
Для того чтобы что-то доказать военврачу Баркану, Левин приказал Боброву ходить взад и вперед по ординаторской. Летчик ходил нахмурившись, сжав зубы, злился.
— Ну? — спросил Александр Маркович.
— Могу ответить таким же вопросительным «ну», — сказал Баркан. — Вы, как всегда, алогичны, Александр Маркович.
— Я алогичен? Я? — спросил Левин. — Нет, в вас нынче засел бес противоречия. В конце концов я не отвечаю за то, что вы не в духе.
— Зато у вас сегодня необычайно приподнятое настроение, — ответил Баркан. — Разрешите идти?
Левин кивнул и велел Боброву одеваться.
— Видали? — спросил он, когда Баркан ушел. — Недурной человек, и врач, на которого вполне можно положиться. Но что-то у меня с ним не выходит. Не у него со мной, а у меня с ним. И виноват мой характер, моя болтливость, вечный шум, который я устраиваю, пустяки, которые выводят меня из себя. Даю вам слово, что были случаи, когда я его обижал совершенно зря. И теперь не получается контакт. Я ему неприятен, нам трудно вместе. Свинство, когда идет война. Вы меня осуждаете?
Бобров пробурчал нечто среднее между «все бывает» и «постороннему тут не разобраться». Впрочем, он невнимательно слушал Левина. Допустит к полетам или нет — вот ради чего он тут сидел. И в конце концов это произошло.
— Смотрите вперед и выше, старина, — сказал Александр Маркович. — Ваше дело в шляпе. Я считаю, что вас можно допустить к исполнению служебных обязанностей.
Летчик еще сильнее сжал зубы: вот оно, наступает его день.
— Вы в хорошей форме, — продолжал военврач, — вы в форме почти идеальной для вашей специальности. Теперь второй вопрос — наша идея. Вы бы пошли пилотом на такую машину?
— На какую? — спросил Бобров, чтобы оттянуть время и не сразу огорчить Левина.
–; Я же вам говорил о нашей идее. Речь идет о спасательной машине. Или мне рассказать все с самого начала?
— Я хочу воевать! — сказал Бобров. — Я должен воевать, товарищ военврач…