Подполковник никому не напишет (СИ)

Женщина у могильной плиты соврала даже зажмурившись от ужаса. Могильная плита, маленький шедевр студента-скульптора, уже "наваявшего" по местам боевой славы уродливых тёток с мечами и солдат-истуканов с квадратными автоматами, не имела никакого отношения к настоящему отцу мальчика, который был жив-здоров и даже не кашлял, занимая высокую должность при большом чине. И достаток самой женщины был обусловлен тем, что она была любовницей этого человека, которого нисколько не любила. А он был генерал-лейтенантом, членом ЦК, командующим стратегической авиацией, державшим в руках атомный щит её Родины. Мальчишка - сын этого влиятельного человека, стоял, потупясь, не зная, куда деть свои руки перед памятником для него, так совершенно постороннего человека. Вот так она и жила. Что-то в её жизни было не так, но изменить она уже ничего не могла.... Или могла, всё-таки могла?

-- Здравствуй, папка, - едва слышно шепнул мальчик и присел на корточки рядом с матерью.

Которая, путаясь в мыслях, искала нужные слова для вот этого маленького человечка, доверчиво прижавшегося щекой к её плечу. Её единственное счастье многократно убитое ещё задолго до своего рождения, случайно выжившее... и так похожее на своего отца. На своего настоящего отца. Её единственный сын. Она ясно вспомнила, как убивали её сына, вспомнила и сразу забыла. Чёрные птицы, живущие в её памяти сложив крылья падали мгновенными мыслями, как иногда падают звёзды из чёрных ночных глубин. Как в отвесном, но прицельном пике опрокидывались на крыло и неслись вниз Ю-восемьдесятседьмые, свирепые небесные хищники войны.

-- Он тебя так не разу и не увидел, - грустно сказала сыну женщина. Самым важным для неё теперь было, чтобы мальчишка действительно верил, будто человек, для которого в чёрную алюминиевую плиту был вварен пропеллер от настоящего боевого Ильюшина-второго Эм, был его отцом. Иначе всё не имело смысла и всё, что начиналось одной человеческой жизнью, безвестно обрывалось здесь. Всего лишь смертью.

Женщина искренне верила, - так не должно быть.

-- Ма, а он здесь разбился? - бесхитростно спросил мальчишка.

-- Да, сына, - опять не оборачиваясь, ответила женщина. Это тоже было неправдой. И мальчишка сразу это понял. Правда была в шелесте острых как ножи крыльев ночных птиц всё ещё летавших в памяти его матери.

Он удивлённо осмотрелся, ожидая увидеть обгоревшие деревья, обрубленные взрывом ветви деревьев тонувших в бордовом закате, выжженные проплешины в земле и.... И ничего не увидел. Вокруг была совершенно нетронутая ничем тайга. В этом году, в июне, он с матерью ездил на море в Евпаторию и насмотрелся, как долго могут храниться на деревьях щербины от выстрелов и взрывов. Недалеко от пляжа, в хмурых садах и холмистых перелесках, которые в сорок втором насмерть удерживал знаменитый Евпаторийский десант, не было не единого целого дерева. Кое-где у рыбачьих пристаней всё ещё продолжали выглядывать из воды ржавые, побитые взрывами остовы от наших и немецких торпедных катеров. И он, лазая в сад соседнего пионерского лагеря за черешнями, находил среди деревьев следы войны, отгремевшей так далеко от него. Находил и выковыривал перочинным ножиком из уродливых сочных наростов на стволах лип и яблонь продолговатые, чуть сплющенные пули и тронутые ржавчиной миномётные осколки, собирал всё ещё воняющие порохом гильзы и ржавые хвостовики от мин, а если везло, выкапывал из сухого песка целенькие чуть позеленевшие немецкие патроны с нерусскими буквами на донышке между полосок глубокой насечки. Перед отъездом мама побросала все его находки в море с ненавистью совсем ему непонятной.

А тут, где взорвался целый самолёт с его папой, нетронутые ничем - ни огнём, ни железом сосны и лиственницы. Ни воронки, ни выбоины. Мальчишка встал и осмотрелся вокруг - изрезанная ручьями поляна у небольшой мелкой речушки, в которой, наверное, и искупаться-то нельзя - так себе пол-речки, пол-ручья. Он ещё раз растерянно огляделся и снова ничего не увидел. Ну хоть что-то должно было остаться - хоть ямка?

-- Мам, может, он не здесь разбился?

Женщина растерянно обернулась. Сын-то у неё совсем уже взрослый стал, не в меру смышлёный, весь в отца.

Растёт пацан.

-- Нет, Жень, здесь он погиб.

На этот раз она сказала ему правду. Может и не было того самого "секретного" самолёта, упавшего с самого неба, но тот человек, которого мальчик считал своим отцом, погиб именно здесь. Мальчишка уже было, открыл рот, чтобы возразить, но странный взгляд матери заставил его замолчать. Он прильнул щекой к её плечу и не стал спрашивать. Закат медленно полз перед ними за сплошную стену из вечной тайги, заливая красными сполохами такой далёкий горизонт. Если смотреть на такой закат, то думать уже становилось совершенно не о чем. Так и случилось - спустя минуту, мальчишка уже не думал о странном месте.

-- Ма, а каким он был?