Это мгновение оказывается последним в его жизни. Сквозь грохот пилы я различаю редкие звуки автоматной очереди. Это наши. Поспели вовремя. Старик начинает плясать странный и страшно медленный танец, сопровождаемый появлением красных пятен на его одежде.
Не давая опомниться чуваку с пистолетом, я втыкаю ему по почкам и выламываю руку, направляя пистолет в сторону Ибрагима. Но тот сам уже плывёт мне навстречу, желая вонзить в моё тело тянущую звуки пилу.
Вместе с моим «партнёром» мы делаем выстрел, меняя траекторию движения Ибрагима. Пуля врезается в бок, и он резко поворачивается, круша пилой матовое стекло окна. По комнате медленно разлетаются острые кристаллы, а сам он, вываливаясь в освобождённый проём, падает на лестницу.
Я бью не желающего сдаваться моджахеда локтем в нос, и он, дёрнувшись, обмякает. Вырываю из его руки удлинённый Кольт 1911 и бросаюсь к окну.
— Заберите чемодан и Махмуда! — командую я своим ребятам, и прыгаю на лестницу.
Ибрагим, держась за окровавленный бок и припадая на ногу, похожий на переломанного паука или робота-трансформера, ковыляет вниз по лестнице. Как он ещё на ногах-то стоит…
Я прицеливаюсь и посылаю пулю. Он вздрагивает и замирает. Тело, вмиг утратив жизненные силы, обрушивается вниз на лестницу, как крепкое бетонное здание, идущее под снос и подорванное заложенными в его основание зарядами.
Время восстанавливает бег. Из открытой двери появляются парни, волокущие окровавленного Абдуллу. Чемодан! Чемодан они не взяли. Мне приходится подняться на один пролёт и снова забежать в комнату. Теперь она выглядит иначе. Повсюду следы выстрелов и кровь. Расстрелянный старец на полу и ноги того, второго чувака, торчащие из ванной.
Я подскакиваю к тумбочке, хватаю чемодан, поднимаю автомат и возвращаюсь на лестницу. Машина уже стоит прямо у входа. Я распахиваю задние дверцы, бросаю свою добычу, вскакиваю внутрь и принимаю изодранного Абдуллу.
Похоже, совсем не привлечь внимания нам не удалось. Чуть поодаль от «Буханки» стоит кучка мужчин, внимательно следящих за нами. Блин! Кто-то машет руками, а от торговых лотков в нашу сторону бегут настоящие моджахеды с калашами и ещё несколько наших солдатиков.
— Скорее! — ору я своим ребятам.
Машина начинает двигаться, и они запрыгивают буквально на ходу. Раздаются выстрелы. Твою ж дивизию! Только бы никто не преградил дорогу — ни верблюды, ни овцы, ни вооружённые головорезы.
Уазик скачет по кочкам и колдобинам, хлопая задними дверками. Истекающий кровью Абдулла стонет на полу.
— Перевязывайте! — кричу я ребятам.
Мы выскакиваем из городка, оставляя погоню за собой и не встречая никаких препятствий. Водитель притормаживает, и я, наконец, захлопываю дверцы. Дальше едем молча. Только Махмуд, лёжа на полу, тихо вздыхает.
Доехав до части, где расстались с Айгюль, мы забираем её и мчимся в небольшой госпиталь. Капитан медслужбы принимает Махмуда и после осмотра сообщает, что придётся делать операцию, но жизни его ничего не угрожает.
Мы оставляем его на попечение врачей и отправляемся в обратную дорогу, такую же муторную и невесёлую. Когда, наконец, на второй день мы приезжаем в дом, где я сидел в яме, Айгюль отводит меня в сторонку.
— Егор, — говорит она, — тебе нужно побыть здесь пару дней.
— Опять в яме? — спрашиваю я.
Она улыбается.
— Нет, на этот раз не в качестве пленника, а в качестве гостя. Отдохнёшь, придёшь в себя, а я пока постараюсь поговорить с Фархадом Шарафовичем. Он человек очень занятой, но я надеюсь, завтра-послезавтра мне это удастся. Твои вещи в твоей комнате. Деньги я ему передам.
Я киваю. Может, так даже лучше, чем я бы выходил на Ферика Ферганского через Куренковского кагэбэшника. А может и не лучше. Пока не знаю…
— А с Алишером можно что-то сделать? — спрашиваю я.
— В смысле? — хмурится она. — С каким Алишером?
— С Абдибековым, тем ментом, которого подставили. Ну, типа он своих пострелял.
— А что с ним сделать? — пожимает она плечами.
— Ну, он же не виноват и вроде как из-за меня пострадал. Если бы он не поехал меня встречать, ничего этого и не было бы.
— Я не знаю, как ему можно помочь, — разводит Айгюль руками. — Ты здесь вообще не причём. Они бы его в любом случае подловили, днём раньше, днём позже. Заявляться в милицию я тебе не советую, пойдёшь, как соучастник. Тут всё ясно. Так что не представляю, можно ли ему вообще помочь. Сейчас, как ты понимаешь, ему вышка светит.
— В том-то и дело…
Она долго пристально смотрит на меня, будто что-то взвешивая.
— Ладно, — наконец, говорит Айгюль. — Я подумаю об этом. Но ничего не обещаю.
Следующие два дня я пребываю в праздности. Кроме растяжки и ранних утренних прогулок по деревне, я лишь сплю и ем в компании Нематуллы. В статусе почётного гостя. Вероятно, после моих подвигов он относится ко мне более уважительно. А я к нему — почтительно, как к человеку старшему и более опытному. Хотя, это ещё неизвестно, у кого из нас опыта больше.