Подпольная Россия

Нам нет нужды говорить о подробностях самого события и процесса, ни настаивать на их громадном значении. Каждый, кто пережил это время, помнит, в каком лихорадочном возбуждении было тогда все общество, вся публика без различия возраста, сословий, партий. Легко представить себе, что должно было происходить в среде революционеров.

Засулич вовсе не была террористкой. Она была ангелом мести, жертвой, которая добровольно отдавала себя на заклание, чтобы смыть с партии позорное пятно смертельной обиды. Очевидно было, что если всякий подлый поступок должен ждать своей Засулич, то совершивший его может спать спокойно и дожить до седых волос.

И, однако, событие 24 января имело огромное значение в развитии терроризма. Оно озарило его своим ореолом самопожертвования и дало ему санкцию общественного признания.

Оправдание Засулич было торжественным осуждением всей системы произвола, которая заставила эту девушку поднять на палача свою мстительную руку. Печать и общество единодушно приветствовали приговор присяжных.

Как же отнеслось правительство к этому гласу народа?

Александр II лично посетил Трепова, заклейменного всеобщим презрением, и перевернул вверх дном весь город, разыскивая оправданную Засулич, чтобы снова заключить ее в тюрьму.

Трудно было выказать более наглым образом свое презрение к правосудию и общественному мнению.

Недовольство усилилось. К жгучему чувству обиды вскоре присоединилась еще горечь разочарования.

Здесь следовало бы дать очерк чисто либерального движения, возникшего в начале прошлого царствования в среде образованных слоев русского общества. Но так как сделать этого в немногих словах нельзя, то я замечу только, что событием, придавшим ему особенную силу, была Турецкая война, которая, подобно Крымской, обнажила все язвы нашего общественного строя и пробудила надежды на новые преобразования, особенно после конституции, данной Александром II Болгарии.

Возвращение императора в столицу после кампании совпало с процессом Засулич.

Иллюзии либералов рассеялись, как дым; и тогда-то они обратили свои взоры на единственную партию, которая боролась против деспотизма, - социалистическую. Первые их попытки к сближению с революционерами с целью образования союза относятся к 1878 году.

III

Однако правительство решилось, по-видимому, раздразнить до крайности не только либералов, но и революционеров. Из низкого чувства мести оно удвоило жестокости по отношению к тем из них, которые находились в его власти. Александр II дошел даже до того, что отменил приговор собственного сената, который под видом ходатайства о помиловании оправдал большую часть подсудимых по "делу 193-х".

Но что же это за правительство, которое так нагло издевается над законами страны, которое не опирается и не желает опираться ни на народ, ни на общество, ни на какой-нибудь отдельный класс, ни даже на им самим созданные законы? Что представляет оно, как не воплощение грубой силы?

Против подобного правительства все дозволительно. Оно уже является не выразителем воли большинства, а организованным произволом. На уважение оно может претендовать не больше, чем шайка придорожных разбойников, которые бьют, грабят и режут, пока на их стороне сила.

Но как избавиться от этой банды, укрывшейся за лесом штыков? Как освободить от нее родину?

Нечего было и думать о взятии приступом твердыни царизма, как то делалось в других, более счастливых, странах. Нужно было обойти врага с тылу, схватиться с ним лицом к лицу позади его неприступных позиций, где не помогли бы ему все его легионы.

Так возник терроризм.

Родившись из ненависти, вскормленный любовью к родине и уверенностью в близкой победе, он вырос и окреп в электрической атмосфере энтузиазма, вызванного геройским поступком.

Шестнадцатого августа 1878 года, то есть через пять месяцев после оправдания Засулич, терроризм фактом убийства генерала Мезенцова, шефа жандармов и главы всей шайки, смело бросил вызов в лицо самодержавию. С этого дня он, не переставая, шел гигантским шагом вперед, все усиливаясь и завоевывая почву, пока наконец не достиг своего апогея в страшном поединке с человеком, который был олицетворением деспотизма.

Я не буду излагать его подвигов; они уже вписаны огненными буквами на страницах истории. Три раза противники сходились лицом к лицу; три раза, волею судьбы, террорист оставался побежденным. Но после каждого поражения он подымался снова, более грозный и могущественный, чем прежде. За покушением Соловьева последовало покушение Гартмана, за ним - страшный взрыв в Зимнем дворце, который, казалось, превзошел все, что воображение могло придумать самого невероятного. Но вот пришло 1-е марта. Снова очутились враги лицом к лицу, и в этот раз всемогущий император пал умирающий к ногам своего противника.

Террорист победил наконец в этом роковом поединке, унесшем столько жертв.

Среди коленопреклоненной толпы он один высоко держит свою гордую голову, изъязвленную столькими молниями, но не склонявшуюся никогда перед врагом.