Подпольный Баку

— Оставь меня в покое, Павел. Я начинаю разочаровываться в тебе. Неужели ты не такой верный друг, как я думала?! До сих пор мне еще не представлялась возможность по-настоящему испытать твою преданность. Но то, что я сейчас услыхала, вынуждает меня взять под сомнение твои уверения в преданности и дружбе. Ты не должен ревновать меня к этому человеку, так как я поддерживаю с ним знакомство исключительно в интересах нашей подпольной организации. Об этом знают и Ладо и Козеренко. Никто из них не говорил мне ничего подобного, так как они относятся к этому моему знакомству с точки зрения интересов нашего дела. Ты же думаешь иначе. Тобой движет только ревность… Однажды мы уже говорили об этом, но ты по-прежнему продолжаешь вести себя, как некультурный, отсталый человек. Мы связаны с тобой, Павел, не только интересами общего дела, но и узами личной дружбы. Клянусь и тем, и другим, я не из тех, кто продает свое сердце или вытесняет из него то, чем оно живет. Я не обязана клясться тебе и давать отчет в моих поступках, ибо ты — не мой муж, а я — не твоя жена. И все-таки я повторяю, что не давала тебе ни малейшего повода думать, будто я изменяю нашей дружбе. Тебе следовало бы помогать мне, а не оскорблять упреками. Если ты считаешь мои действия, мое поведение неверными, предосудительными, можешь обратиться к нашим руководителям. Пусть организация обсудит мое поведение и накажет, если я в чем-либо виновата.

Павел сидел удрученный, не смея сказать ни слова.

В одиннадцать часов ночи поезд, тяжело дыша, остановился на станции Сабунчи.

Женя и Павел вышли из вагона. От станции до дома надо было идти минут двадцать. На этот раз они шли врозь: Женя по правой стороне дороги, Павел по левой.

Он остановился и окликнул девушку:

— Женя, пошли короткой дорогой. Она извилистая, но мы выиграем во времени.

Женя холодно ответила:

— Идущие извилистой дорогой поздно приходят к цели.

Павел сделал еще несколько попыток заговорить и помириться, но девушка была непреклонна. Свернув в переулок, она направилась к дому другой дорогой. Павел, не желая оставлять ее одну, повернул следом.

Неугомонный ветер трепал волосы девушки.

Несмотря на поздний час, вокруг кипела работа.

В котлованы, вырытые в земле и обитые досками, десятки рабочих рук выливали из ведер нефть. Ее подносили из двух вышек, где время от времени из устья скважин появлялись доверху наполненные нефтью толстые, продолговатые желонки.

Всплески нефти чем-то напомнили Жене журчание и грохот воды в веселых стремительных горных речках.

Монотонно шумели маховики паровиков, приводимые в движение широкими приводными ремнями.

То и дело раздавались пронзительные свистки караульных, зорко следивших за тем, чтобы к нефтяным амбарам не подходили с ведрами посторонние.

Дежурный пожарник громко пел заунывную песню, не спуская глаз с неподвижных рычагов пожарной помпы.

Скрипели барабаны подъемных механизмов нефтяных вышек.

То тут, то там слышались перекликающиеся голоса нефтяников, заступивших на ночную вахту.

Причудливым блеском отливали нефтяные лужи по краям дороги; отраженные в них тусклые, забрызганные грязью и нефтью электрические лампочки казались сереброкрылыми птицами, которые спустились с неба отдохнуть после долгого перелета.

Вверху — будто окаменевшее агатовое небо, внизу, по земле, разгуливает ветер. То и дело налетая на струящуюся из труб нефть, он выхватывает из нее тяжелые, жирные капли горючей влаги и швыряет их в запоздалых прохожих.

Женя ускорила шаги.

Павел, идущий следом, сказал:

— Если бы ты послушалась меня и пошла сокращенной дорогой, — я о ней говорил, — твое платье не было бы в пятнах мазута.

Женя в карман за словом не лезла:

— Мазутные пятна смыть нетрудно. Пятна на совести страшнее, их керосином не выведешь.

Ответить Павел не успел. Они были уже у самого дома.

VI

На собрании революционного актива обсуждался вопрос огромной важности: как доставляется из-за границы и распространяется в России запрещенная литература.

Выступал Ладо Кецховели.