«…Сведения о партизанах, как правило, достигают до властей и командования в сильно искаженном и преувеличенном виде. Обычное явление, что население всегда знает о каких-либо действиях партизан в соседних или дальних местностях и никогда не хочет и не смеет знать о происшествиях в своей деревне.
На поприще добываний сведений наше поведение по отношению ко всем должно быть недоверчивым. Мы должны всегда помнить, что надежных русских нет! Русский человек по природе не болтлив. Кто охотно и много говорит, тот подозрителен. Молодая женщина всегда подозрительна, если же она чужая, то наверняка является агентом партизан. Среди старост попадается значительное число таких, которые являются сторонниками партизан. Но и среди украинской вспомогательной полиции попадаются товарищи партизан. Поэтому их полное обезвреживание совершенно в наших интересах.
Нам должно быть ясно, что патриотически настроенные слои украинского населения не чувствуют никакой общности судеб с властями центральных держав. В конечном счете наши власти и части означают для них враждебную оккупацию и чужих господ…
Борьба с партизанами означает не только уничтожение отдельных партизанских отрядов. Надо отнять у них возможность к дальнейшей организации, снабжению и пополнению своих людских и материальных ресурсов. В противном случае, постоянно питаемое, несмотря на все старания административных властей, и связанное с постоянными потерями перебрасывание оккупационных частей возродит движение снова, и оно снова будет поднимать голову. Ввиду этого нет места пощаде в отношении кого бы то ни было. Только беспощадное и коренное истребление населения приведет к достижению цели…»
Часто спрашивают: как могло случиться, что армия, покорившая столько государств, оснащенная первоклассной военной техникой, накопившая солидный опыт оккупации других стран, не раздавила партизанское движение в самом зародыше? Почему оккупанты дали возможность разрастись этому движению, превратиться в грозовую силу?
Теперь ответить легче, чем в 1942 году. Это пробуют сделать многие партизанские командиры, выступающие в печати со своими воспоминаниями. Попробую ответить на этот вопрос и я. Но даже в те годы, о которых я сейчас пишу, мы, конечно, тоже задумывались над этими вопросами.
Думали, разумеется, не как историки. Не искали точных формулировок. Нам нужна была уверенность в непобедимости нашего дела. Эта уверенность увеличивалась в нас с каждым месяцем, с каждым днем. Увеличивалась потому, что никакие зверства, никакие кары, никакие посулы и «реформы» оккупационных властей не только не ослабляли притока новых людей в наши ряды, а, напротив, усиливали.
В одной инсценировке, сочиненной неведомым партизанским автором и поставленной нашим самодеятельным театром, встречались и разговаривали два «немецких коменданта». Написана сценка довольно неуклюже, но партизаны смотрели ее с удовольствием. А главное — мысль была в ней правильная.
Первый комендант был сторонником всяческих обманчивых ухищрений, посулов, уговоров и «реформ». Второй знал только одно слово: «расстрелять!» И вот они поспорили, кому из них удастся скорее покончить с партизанами.