Двое лейтенантов отклеились от толпы своих коллег, подошли к понятым и попросили их обыскать. Те под прицелом объектива видиокамеры тщательно обрыскали их с головы до ног, потом те в свою очередь занялись обыском «Доджа». Шмонали долго и скрупулёзно. Наконец, один из них добрался до водительского кресла. Поковырялся под ним и вытянул на свет божий пакет, обёрнутый плотной бумагой. Лейтенанты свою работу закончили. Находкой занялся щуплый, болезненного вида мужчинка лет сорока с завидной плешью на полголовы и очках с толстыми линзами на пол-лица. Востроглазая камера переключилась строго на него. Мужичок важно раскрыл принесённый с собой обветшалый «дипломат» из кожзаменителя. Вынул оттуда тонкие резиновые перчатки, натянул их на свои сухие руки и осторожно, словно работал с взрывчаткой, развернул бумагу. Потом вскрыл пакет и развернул его так, чтобы камера смогла отчётливо зафиксировать находящийся там порошок белого цвета. Ещё через десять минут эксперт дал предварительное заключение: «Кристаллический порошок белого цвета предположительно является веществом наркотического действия».
— Это не моё! — резко побледнел Стрельцов. — Это подстава!
— Там разберёмся. — По губам майора бродила плотоядная улыбка. — Наденьте на него наручники и проводите в машину, — приказал он людям из своего отдела.
На белы рученьки Василия Степановича нацепили грубые кандалы и не очень вежливо препроводили в один из фургонов. В другой посадили обалдевшего от всего механика, тоже закованного в наручники. Офис и гараж опечатали. Оцепление периметра приказано было не снимать до особого распоряжения.
Стрельцова доставили в ИВС и поместили в тесную, вонючую одиночку. От подобных условий Василий Степанович давно отвык. Но как он не умолял через дверь дать ему возможность позвонить по телефону, так и в течение двух суток к его мольбам оставались глухи.
На третьи к нему собственной персоной пожаловал подполковник Рамцов. Злой, полуголодный, насквозь пронявший камерным зловонием и нещадно покусанный клопами Стрельцов едва ли не с кулаками набросился на силовика.
— Что это за дерьмо? Что ты вообще себе позволяешь?
— Остынь! — грубо отпихнул его к нарам Рамцов. — А то придётся тебе напомнить, что такое «пресс-хата».
— Прости, погорячился, — состряпал виноватое выражение лица Стрельцов. — Ну, я, в самом деле, не всасываю ситуацию!
— Всосёшь, — без всякой иронии пообещал подполковник. — Когда упекут лет на семь.
— За что? — чуть не разнюнился Василий Степанович. Снова в тюрьму ему жутко не хотелось. А этим уже попахивало.
— За хранение наркотиков. Вот за что. Ты же сам там был и всё видел.
— Но ты же понимаешь, что это подстава! — Схватился за голову Василий Степанович. — Я же никогда не имел дела с наркотой!
— Имел, не имел — следаки разберутся. — Рамцов развернулся лицом к двери.
— Постой, — схватил его за подол кителя Стрельцов. — Неужели всё так серьёзно?
— А ты думал, что ты не из костей, мяса и дерьма вылеплен, а из булатной стали выкован? — усмехнулся Рамцов. — Серьезней, не бывает, Василий.
— Сколько нужно? — наконец-то догадался Василий Степанович.
— Я дам тебе знать. — И вышел из камеры.
Ещё через пару-тройку часов открылась «кормушка» и вертухан просунул в узенькое пространство алюминиевую миску с баландой. Из своего прошлого тюремного опыта Стрельцов знал, что «малявку» нужно искать на дне миски. Так оно и было. Клочок бумаги, плотно упакованный в целлофановый пакетик, был прикреплён к самому её дну. Василий Степанович развернул послание и, прищурившись, прочитал мелкий печатный шрифт. Рамцов обещал свободу только в виде подписки о невыезде и назначил выкуп в сумме тридцати тысяч долларов. Выбора не было.
Спустя какое-то время узник ИВС был отпущен под подписку о невыезде. Но у входа в управление его никто не встречал. Словно забыли о его существовании вовсе. Однако Василий Степанович, вдохнув полной грудью пьянящий воздух свободы, по этому поводу особо не переживал. Он пребывал в состоянии лёгкой эйфории, забыл обо всём произошедшем и с ликующей душой топал пешочком к своему офису. У ворот ему напомнили, что это не приснившийся кошмар, а реальный ужастик. Особого распоряжения ещё не поступило, и территория центрального офиса по-прежнему бдительно охранялась сотрудниками милиции.
— Стоять! — раструб укороченного «Калашникова» воткнулся в грудь Стрельцова. — Сюда нельзя!
— Ну, ты! — вскипел Василий Степанович. — Это моя собственность. Пошёл вон отсюда! — И двинул напролом.