Подражание королю

— Почему вы пришли к такому выводу? Я оглянулся. Палата наполнилась негромкими разговорами, каким-то движением, сквозняками и хлопаньем двери — к больным начали стягиваться посетители.

— Вам ходить можно?

— Немного. Подите возьмите у сестрички костыль, и мы с вами устроимся в холле, в креслах, там в это время никого нет и телевизор, слава Богу, выключен.

Я принес Сабине облупленный костыль, употреблявшийся, похоже, еще в первую мировую, и помог подняться. Она с наслаждением повертела головой, выйдя со мной из палаты, и мы поковыляли по коридору.

Холл и в самом деле пустовал.

— Ну, — сказала Сабина усаживаясь, — выкладывайте…

Я поведал ей все, что знал: о первой, все еще не опознанной голове, о том, как нашли Елену Ивановну, о меценатке Капитолине, вздумавшей прогуляться по родимым полям, о цепной пиле, о нумерации и, наконец, о девочке Ане, обезглавленной сегодня ночью.

— Ну и дела… — пробормотала она, — поистине срань господня. Это все так и есть, как вы рассказываете?

— С чего бы мне врать, Сабина?! — возмущенно воскликнул я. — В городе бродит сумасшедший, и не известно, за кем он сейчас охотится.

Даже в сумерках, заполнивших помещение, я увидел, как она побледнела.

Сабина придвинулась ко мне и положила совершенно ледяные пальцы на мою руку.

Пальцы подрагивали. Чтобы вывести ее из шокового состояния, я неуклюже заметил:

— Сабина Георгиевна, у вас, между прочим, очень красивые сережки.

— Брат подарил по случаю рождения Жени… Это настоящие бриллианты, — машинально ответила она. — Егор!

— Что?

— Пожалуйста, зайдите к моим сегодня же, отведите к ним Степана и велите моей дочери не выходить вечерами на улицу без него.

— Вы полагаете, Степан в состоянии защитить Евгению Александровну?

— Конечно, Егор. Он никогда не подпустит к ней чужого. Зайдите к ним сразу же и попросите завтра меня навестить. Придумайте что-нибудь о том, как я сюда угодила…

— Хорошо. — Я чувствовал, что Сабина близка к обмороку, и решил временно отложить продолжение беседы о Дровосеке. — Вы сможете позвонить мне сегодня около девяти? Лично?

— Попробую. Костыль не отдавайте.

Совершенно не удовлетворенный собой, я проводил Сабину Георгиевну обратно в палату. Там ярко горел свет, пахло разогретым домашним борщом и лекарствами, больные устраивались как могли в своих железных колыбелях. Сабина, подпрыгивая, пробралась наконец в свой угол и тяжело опустилась на кровать.

Костыль она засунула между батареей отопления и матрасом. Лицо ее слегка порозовело, но глаза блуждали, выражая глубокую задумчивость.

— Я покормлю вас.

— А? — сказала она.

— Вам необходимо поужинать, — громко проговорил я. — Там есть кефир и творог. Батон. Сыр. Колбаса.

— Сыр отнесите Стивену, — произнесла она. — Колбаску Павлуше — он это оценит. А творог съешьте сами, у вас молодой организм, растущий.

— Нет, — сказал я твердо, — садитесь поудобнее и не морочьте мне голову.

При слове «голова» Сабина вздрогнула и умоляюще взглянула на меня. Я выскочил из палаты, отыскал в столовой, которая была еще открыта, чистую миску и чашку, накрошил творога, полил его йогуртом и, добавив к этой трапезе булку и горячий чай, отнес все в палату.

— На ужин была пшенная каша, — сообщили мне. — Но мы не хотели вас с Сабиной Георгиевной беспокоить.

— Спасибо! — воскликнул я без воодушевления. Сабина спала, укрытая одеялом чьей-то сердобольной рукой. В ушах у нее поблескивали зеленоватым золотом сережки, а руки сжимали свежую городскую газету, помеченную сегодняшним числом. Она, видимо, взяла номер у кого-то в палате, чтобы просмотреть информацию о вчерашнем преступлении. Но я-то знал, что там об этом ничего нет.

Ни слова.

Я поставил миску и чай на тумбочку, накрыл их салфеткой и, пожелав спокойной ночи соседям Сабины, вышел в коридор, спустился вниз, переобулся и рванул на остановку — дожидаться своего троллейбуса.

Мне не очень хотелось возвращать пса Сабининым родичам, и я решил, прежде чем подняться к себе, заглянуть к ним в двадцать четвертую. О Люсе я и думать забыл и вспомнил о ней лишь на подходе к дому, когда машинально взглянул на свои окна. Они были темны, следовательно, Степан томился в одиночестве.

Входя в подъезд, я спросил свою сменщицу Анну Петровну, не приходила ли ко мне рыжеволосая высокая девушка. Получив сугубо отрицательный ответ, я попросил пропустить мою однокурсницу в любое время. Анна Петровна согласно тряхнула кудряшками и побежала на улицу — подъехал «шевроле» из четырнадцатой.

Парковался он всегда со скандалом.

Я поднялся на шестой и нажал кнопку звонка. Дверь распахнулась, и передо мной возник взлохмаченный пацан, жующий здоровенный гамбургер.

— Родители дома? — спросил я. — Позови кого-нибудь, пожалуйста.

— Па! — вякнул он и скрылся за дверью двадцать четвертой.