Подробности войны

Вечером того же дня мой верный ординарец Анатолий Михеев, принеся мне ужин, сказал:

- Товарищ капитан, вы помните, летом на формировке у вас пропали хромовые сапоги?

- Конечно, помню. На танцы в рабочий поселок в кирзовых ходил.

- Вы еще на меня обиделись.

- Да нет, Анатолий, я не на тебя обиделся. Я знал, что кто-то свой взял. Вот что возмущало. Наш брат офицер позаимствовал. Анатолий молчал.

- Ну и что? - спросил я.

- А вот то, товарищ капитан, что старший лейтенант Беляков в ваших сапогах убитый лежал.

- Не может быть!

- Точно. Царапина была на носке правого сапога. Вы по тревоге под Сутоками выскочили из землянки и на проволоку колючую налетели.

- Это могло и с ним случиться!

- Да я же их знаю... Я их сто раз чистил, когда в Вологде формировались...

- Ну ничего, не будем мелочными. Пофорсить захотелось, вот и взял.

- Да, товарищ капитан, и у меня уже сердце на него отошло.

Когда поужинали, Анатолий спросил:

- Товарищ капитан, а вы о письме забыли, наверно?

- О каком письме?

- Да что старший лейтенант Беляков принес.

Я снял с гвоздя телогрейку и вынул из бокового кармана письмо, свернутое треугольником.

В бумаге с официальным бланком мне сообщали, что мой младший брат, механик-водитель танка старший сержант Перелазов Александр Егорович погиб смертью храбрых в боях за свободу и независимость нашей Родины.

НЕЖНОСТЬ И ЛЮБОВЬ

Откровенно говоря, по своей молодости, незнанию жизни и командирской неопытности я относился к агитатору полка несерьезно. Ходит майор по блиндажам, рассказывает о чем-то, расспрашивает, убеждает, шутит. Не требует, чтобы перед ним вставали навытяжку. Казалось, ни за что конкретно не отвечает.

Конечно, думалось мне, он неплохой человек, но польза-то от него какая? Вот я, например, командир роты. У меня почти сто человек, молодых и старых, бывалых и только что прибывших с маршевой ротой, еще не видевших ничего, смелых, готовых идти на риск и чересчур осмотрительных, за которыми только гляди да гляди. Всех их надо не только накормить, одеть, обуть, но и, когда потребуется, поднять в атаку или заставить стоять насмерть, когда немец Попрет. Если рота побежит или заляжет, с меня того и гляди голову снимут.

А у него ни кола ни двора, он всегда свободен, как ветер, какой-то слишком простой, доступный, несмотря на свой немалый по тем временам чин. Майорами тогда сплошь были командиры полков, а комбаты все ходили в капитанах.

Время было тяжелое. Воевать только еще учились. На противника лезли в лоб. О маневре лишь говорили, а чтобы зайти немцам во фланг или в тыл, на это решались немногие.

Так вот в такое-то время нашей роте утром, в десять часов, и предстояло атаковать высоту.

До нас этот злополучный пригорок, который, как я теперь понимаю, никаких выгод нашей стороне не сулил, пытались захватить поочередно три роты, но ни одной из них военное счастье не сопутствовало. Каждый раз они отходили, оставляя трупы и поливая кровью заснеженные поля. Только занесет убитых, смотришь, новая рота идет в атаку на эту возвышенность...

Не прошло и двух дней с последней попытки, как такая же задача была поставлена перед нами. Немцы, видимо, еще с вечера заметили, что у нас опять к чему-то готовятся, потому всю ночь и утро бросали в расположение роты тяжелые снаряды, которые рвались со страшным грохотом и сотрясали несчастную землю до самого основания.

После одного из таких обстрелов, когда сквозь перекрытие землянки (которую я занял два дня назад) стало видно небо и нас засыпало песком, провалившимся в щели между раскатившимися бревнами наката, ко мне и вошел майор Кулаков. Обстрел, под который он угодил, пощадил его: счастливый, он поспешно распахнул дверь и ворвался в землянку.

Потный, раскрасневшийся, обляпанный землей, вырванной снарядами из мерзлого грунта, он радостно улыбался. Тот, кому приходилось бывать в подобных условиях, легко может понять его состояние. Каждому хочется уйти из-под огня живым. Смертельная опасность взвинтила его нервы и сейчас, минуту спустя, прорывалась в виде дикого веселья. Конечно же, очень смешно остаться в живых, хохотать хочется, когда выберешься из пекла..,

Майор бросился на лежак, вытащил платок, снял шапку, тщательно вытер крупную, совершенно голую голову и блаженно произнес:

- Как у тебя хорошо!

Вскоре он успокоился, огляделся и показал на дыры в перекрытии землянки:

- Ты смотри, что делает гад! Все тепло выдует.

- Так ведь ночевать-то здесь, наверно, не придется? - спросил я,

- Конечно, - уверенно ответил он. - Вот возьмем высоту и в немецких блиндажах жить будем. Недолго уже ждать!

Развернув мокрый от пота платок, он расстелил его на коленях.

- Ты погляди, что пишет, - сказал он, подталкивая меня локтем. - Нет, ты сам прочти. Ты подумай, что на полях вышила!

В его словах я почувствовал восторг и гордость.

- Это я в посылке получил. Кстати, посылки вчера дошли до вас?

- Принесли, раздали всем, Я прочитал на платке:

- "Нежность и любовь".

- Нет, не то, - заявил майор. Он передернул платок и обрадованно ткнул пальцем в начало.

- Отсюда читай, Я прочитал: