Подробности войны

Куликов собрал воедино и бросил мне вдогонку всю свою обиду и зло, будто его душило то, что он ничего не может сделать со мной такого, чтобы я испугался и взревел от страха.

- Да я, я, - в бешенстве кричал он, - Сталин в Кремле, а я в роте. Возьми, выкуси! Вот я и младший лейтенант, а ты капитан. А я плюю на тебя. Да я всю дивизию спас!

Трудно было понять, откуда это у него берется.

- Насчет Сталина ты больно высоко замахнулся,- сказал я, стараясь показать выдержку и спокойствие.- Жалко мне тебя, Куликов. Говорят, хороший ты человек был.

- А что? - спросил он, немного остыв и, казалось, даже опешив.

- А то, что доиграешься, вот что, - ответил я. - Сам погибнешь и людей напрасно погубишь. Ну сам-то черт с тобой. А людей - за что?

Куликов не сказал ни слова. Потом я услышал, как он крикнул на "адъютанта":

- Ну ты, азиатская морда. Чего уши развесил?! Пшел отсюда. Мало ли что мы между собой говорим? Не твое дело. На то мы и командиры.

Когда я пришел в свою роту, то совсем успокоился. Меня обрадовало, что первого, кого я здесь увидел, был рослый и веселый солдат. Он ходил взад и вперед по траншее, то и дело поглядывая деловито в сторону немцев. Когда я поравнялся с ним, он остановился, браво поставил винтовку прикладом к ноге и произнес:

- Здравия желаю, товарищ капитан!

Я ответил и остановился.

- В гости ходили, товарищ капитан?

- В гости. А что? - спросил я.

- Да так, слава идет плохая. Не дай бог такого командира.

И по тому, как широко улыбался, мне тоже стало весело.

Утром проснулся, но встал не сразу, нежился, испытывая удовольствие, которое шло от печки, только что разожженной Анатолием. Он подкидывал дровишки в печурку и разговаривал с ротным писарем.

- А я заметил, - говорил писарь, - вот если мужик такой маленький, как Куликов, так самолюбия у него на пятерых хватит. У нас был такой же - аршин с шапкой. Но гордый, не подступись!

- Да разве тут дело в росте? - спрашивал Анатолий. - Не в росте дело. Солдаты из хозвзвода рассказывают, что Куликов хорошим человеком был. Он у них старшиной был. А как власть дали, сразу другим стал. Вот ведь власть-то как человека испортить может... А рост ни при чем. Все - начальство...

Я подумал: в чем же начальство виновато? Анатолий пошуровал дрова, они сразу осветили землянку, загоревшись веселее.

- Ну, совершил подвиг... Дай ему Героя да поставь командиром пулеметного расчета... Цены человеку не было бы! А то сразу - роту. А в ней, ни больше ни меньше, сто человек... Сам подумай: у кого голова не закружится?

Умный у меня был ординарец, недаром он, подвыпив, хвастался иногда передо мной:

- Я, товарищ капитан, невысоко сижу, а далеко-о-о гляжу!

Как-то рано утром он разбудил меня и сообщил неприятную весть:

- Товарищ капитан, Куликова с "адъютантом" убило.

- Как убило?

- Во время артналета. Все попрятались, а они остались, не пошли в укрытия. Наповал. Прямое попадание. Ничего не нашли от них.

- Жалко, - сказал я.

- А там рады все до смерти! Слава богу, говорят, отмучились.

"Доигрался", - подумал я. А Анатолий вслух произнес:

- Выходит, верно вы говорили: доигрался.

В траншее солдат спросил меня:

- Правда, товарищ капитан, что того младшего лейтенанта, справа, убили? Я подтвердил.

- Так вроде и боев не было?

- Попал под налет.

- Ну и бог с ним. С этаким норовом-то он не только себя, но и нашего брата много еще погубил бы. Слава богу, господь прибрал.

- Да ты что, религиозный, что ли? Верующий?

- Нет. Просто так говорят обычно. Привычка!

Пока мы с ним разговаривали, прибежал сержант и, показывая вправо, крикнул:

- Немцы, товарищ капитан!

- Где?

- На восьмую роту идут.

Не успел я подать команду, как солдаты начали выскакивать из землянок и устремились вправо, на выручку роты, которая только что осталась без командира.

Правду говорят, что люди рождаются, чтобы помогать друг другу.

ТЯЖЕЛЫЙ ЧЕЛОВЕК

Рядовой Степанов слыл в роте самым неисправимым нарушителем дисциплины. Никто из подчиненных не доставлял командирам столько неприятностей, сколько он. Своенравный, вечно недовольный, с глазами холодными и злыми, но всегда в чистом обмундировании и бритый, он был щепетилен в обращении и самолюбив до предела.

Мне постоянно кто-нибудь жаловался на него. То он обидел своего командира взвода, то грубо обошелся с товарищами.

- Я не знаю, что делать с ним, - докладывал лейтенант Гавриленко.

- А что такое? - спросил я.

- Приказы не выполняет.

Я вызвал к себе Степанова и спросил:

- Вы почему приказы командира взвода не выполняете?!

- А потому, товарищ капитан, - ответил тот, - что он еще мало каши ел, чтобы людьми командовать и со мной так обращаться. У него еще на губах молоко. Я вдвое его старше. А он мне кричит: "Степанов, иди заступай в наряд!"

- Так почему же вы не выполнили его распоряжение?! - снова спросил я.

- А потому, товарищ капитан, что в службе должен быть порядок, график, что ли, по крайней мере. А наш лейтенант Гавриленко посылает того, кто ему на глаза попадет. Организатор, называется.

Я промолчал: конечно, должен быть график. А Степанов продолжал и опять столь же логично: