С диким восторгом я скользнул пальцами под край ее трусиков, ощутил курчавый лобок и нежную увлажненную щелку. Вдоль нее некоторое время робко гулял мой средний палец, сердце мое за малым едва не выскакивало из груди, к моему невероятному удивлению, ее тайное ущелье еще больше увлажнилось, я вспомнил Мишку с его короткими поучениями, типа «гладь, пока не станет мокрой, потом можно снимать трусы, сопротивления не будет». Я последовал великому учению и начал сдвигать вниз ее спортивные брючки, странно, но они соскользнули с ее попки легко и просто, хорошо помню, что Тамара слегка приподняла нижнюю часть своего тела, чтоб облегчить мою участь. Совсем как у шмелей, подумал я.
Вместе с брючками снялись и трусики.
Лишь мгновение я лежал неподвижно. Я снова попытался развернуть ее к себе лицом, она воспротивилась. Хорошо, пусть будет так, подумал я про себя.
Одним движением я сдернул с себя брюки и трусы. Было совсем не так, как с Танечкой, кромешная тьма была моим союзником. И хотя мы оба оставались спеленатыми в коленях не снятой до конца одеждой, свобода действий была невероятной. Я слегка нажал пальцем и, о чудо, он проскользнул в ее мокрую щелку. Я задвигал пальцем, имитируя предельную ласку, я почувствовал, как навстречу моему пальцу выскочил совсем маленький шустрячок, я знал о его существовании, Мишка рассказывал, я тронул его, и тут произошло непредвиденное, Тамара громко застонала.
Это был какой-то особый, страстный и сладостный стон.
Я попытался зажать рукой ее губы, но лишь накрыл сверху ее ладонь, видимо, она уже давно сама зажимала себе рот.
Я стал толкать между ее бедрами своего дружка, но она крепко сжимала ноги, я совсем не сильно нажал коленом и получил пропуск в неведомое.
Первым, на что наткнулся мой разгоряченный дружок, был мой собственный палец, который уже вполне освоился в новой обстановке. Девочка дышала резко, громко, наверное, так же дышал и я, но уже ничто не могло меня остановить.
Я попытался направить своего дружка туда же, где продолжал свои возвратно-поступательные движения мой палец-победитель, но у меня ничего не получилось.
Выгнувшись, насколько было возможно, я отодвинулся от ее спины, природа подсказывала, что так будет лучше, и, действительно, кончик моего дружка погрузился в нежную пещерку и теперь находился вплотную с моим пальцем.
Дикая, неописуемая страсть охватила меня, я старался задвинуться глубже, но почему-то не получалось. И вдруг я почувствовал, что Тамара делает попкой движение навстречу мне, навстречу моему дружку.
И это ее движение стало последней каплей, переполнившей сосуд моего желания.
Я дернулся и почувствовал, что кончаю, струи моей малофьи выплеснулись в ее тело. Еще! Еще. Еще… И еще чуть-чуть. И еще. Я содрогался, я не управлял собой.
Кажется, я стонал каким-то плачущим стоном. Кажется, она — тоже.
Помню, что хватал ртом воздух и не мог надышаться. Жутко хотелось пить.
Помню, что груди ее стали на мгновение твердыми, как яблочки.
Помню, что целовал ее спину, шею, щеки. Помню, что она так и не повернулась.
Помню, что прислушался, стараясь понять, нет ли в палатке проснувшихся от наших стонов. К какому выводу пришел — не помню.
Как привел в порядок свою одежду, как оделась она — не помню.
Но я хорошо помню другое. С первого мгновения после того, как мы разжали наши объятия, закрался в мою несчастную голову червячок сомнения.
Все ли я сделал так, как надо?
То что произошло, это и есть то, после чего я могу считать себя мужчиной?
Я овладел девушкой или нет?
Может, это и глупо, но беспокоило только одно, то, что я не ввел ей полностью.
Контакт вроде и был, но такой поверхностный. Да, я выплеснулся в нее, но где-то тут, почти на отмели.
У Зины с физруком вон как было. Он, похоже, доставал ей до желудка.
Помню, что гладил ее везде. Груди — они стали снова мягкими и упругими. Живот и ниже. Там везде было жутко мокро. Она даже оттолкнула мою руку.
Помню, что шепнул ей, что люблю ее. Помню, что она не ответила.
Как она отодвинулась, и как я заснул — не помню.
— Девственники налево, остальные направо, — кричала мне Африкановна.
От ужаса я проснулся.
— Девочки налево, остальные направо, — это Африкановна строила всех на зарядку.
Я дико проспал. Я был в палатке один. Сначала я сел, а затем снова упал на подушку. События минувшей ночи всколыхнули мой разум. Что это было?
Любовь? Какая тут любовь! Похоть, разврат! Прости, господи.
Но все равно, в моей жизни такого еще не было. Спасибо тебе, Томочка.
Я вышел из палатки, незаметно прошел к умывальнику, умылся.
Зарядка уже кончилась, пионеры готовились к завтраку. Я поискал глазами свою ночную подружку и был чрезвычайно удивлен, даже обижен, увидев ее в компании своих друзей. Все шестеро сидели поодаль и о чем-то разговаривали.
Я подошел к ним. Я неотрывно смотрел на ее лицо. Она же мельком взглянула на меня и все. Они притихли. Нужно было что-то сказать, но что?
— Ну, как вам поход? — наконец выдавил я из себя гениальную мысль.
— Нормально, — ответил один из юношей.
— Как спалось? — продолжал я, чувствуя, как земля потихоньку уходит из-под моих ног.