Подростки

Тамара рванула на себя дверь и лишь на какой-то момент обернулась, чтобы бросить еще один взгляд на мать. И то, что она увидела, перевернуло все в ее сердце. Мария Сергеевна стояла, опустив голову, сгорбившись и будто став меньше под тяжестью обрушившегося на нее горя. И такое беспокойство, такое смятение было написано на ее лице, что Тамара бросилась к ней и повисла у нее на груди, обхватив за шею руками.

— Мамочка, милая! Одна ты у меня осталась! Совсем одна.

Они присели на кушетку. Мария Сергеевна легонько гладила склоненную к ней на колени голову дочери, едва дотрагиваясь до ее нежных льняных волос.

— Доченька, доченька! — повторяла она.

Боря щелкнул дверным замком.

— Пошли, — сказал он.

Мы тихо вышли и закрыли за собой дверь. Боря прислушался. В квартире стояла тишина.

— Пошли, — снова сказал он.

Мы затопали по лестнице вниз.

В очередную среду Тамара не явилась на репетицию драмкружка. Боря позвонил ей:

— Тома, ты почему не пришла?

— Не могла. Я не умею прыгать с пятого этажа.

— А зачем прыгать?

— Ох какой ты бестолковый! Меня закрыли в комнате. Чтобы уроки делала. А я не умею прыгать с пятого этажа.

На другой день Тамара рассказала нам о своем разговоре с матерью. И я понял, каким верным союзником и другом была раньше для Томы ее мать. Но между ними словно черная кошка пробежала. Мария Сергеевна, конечно, понимала, что в чем-то она виновата перед дочерью и в чем-то обманула ее надежды и ее веру в справедливую и всегда безупречную мамочку. Но что она могла поделать, если так неудачно сложилась на каком-то этапе ее жизнь! Ведь она хотела сохранить семью, хотела, чтобы у Томочки был заботливый, нежный и строгий папа. И она надеялась (и желала этого), что Василий Степанович будет именно таким человеком. Он казался ей и мудрым, и верным в своих суждениях, и твердым. И эта твердость особенно покоряла ее и нравилась ей, потому что она давно привыкла опираться на чьи-либо суждения, особенно если они высказаны в категорической форме. И поскольку она сама безропотно покорилась судьбе, а свою судьбу она видела в Василии Степановиче, то она хотела, чтобы и дочка, Томочка, была послушна своему новому папочке, который конечно же хочет ей только добра и желает, чтобы она выросла полезным и деятельным человеком. И Мария Сергеевна очень болезненно переживала этот первый разлад между ее мужем и ее дочерью и в душе все металась между ними, то становясь на сторону дочери, которую жалела, то оправдывая Василия Степановича, которого считала справедливым и заботливым. И, поскольку примирить их ей не удавалось, она все же считала, что прав в этом споре Василий Степанович, как человек более опытный, чем ее дочка Тамарочка, которая сама-то толком не знает, чего она хочет.

Я подумал, что стоит с глазу на глаз поговорить с Марией Сергеевной, попытаться убедить ее в том, что она поступает неправильно, отталкивает от себя дочь. Я сказал об этом Боре. Он согласился:

— Попробуй.

Мы встретились с Марией Сергеевной у булочной. Я дождался, когда она пошла за хлебом. Она сразу узнала меня и спросила, как дела в школе. Я ответил, что хорошо, и, в свою очередь, спросил, почему они (она и Василий Степанович) не пускают Тамару на репетиции.

— Так ей лучше, — потупясь, сказала Мария Сергеевна. — Василий Степанович говорит, что будет меньше дурных влияний. Он такой заботливый, такой внимательный! Не жалеет своего времени. И тетрадки у Томочки проверяет, и дневник просматривает. Чуть что не так — замечание. А ведь лучше от отца замечание-то получить, чем от учителя.

Я все понял. Она повторяла слова Василия Степановича.

И все же мы с Борей еще раз побывали в доме у Тамары и говорили с Василием Степановичем. Сказали, что пришли от имени общественности. По дороге встретили Оськина. Боря позвал его с собой. Нечего, мол, без дела болтаться.

Василий Степанович принял нас любезно и от разговора не отказался.

— Почему не пускаете Тамару вечером в школу? — спросил Боря.

— Ей надо учить уроки.

— Мы после репетиций остаемся и учим уроки вместе.

— Ей это удобнее делать одной. Раньше, когда у нее не было отца, может быть, она и нуждалась в вашей помощи. А теперь нет. Она не сирота. Есть кому дать ей совет и решить, какие у нее должны быть друзья. А то, посмотрите, с кем вы ко мне пришли? Вы, кого Тамара считала своим другом! Кого я здесь вижу! Вот этот ваш рыжий, — он указал на Оськина. — Он же вор. Я сам наводил справки в детской комнате милиции. Он там на учете.

Боря не успел прореагировать на эти слова. И, главное, не успел остановить Оськина. Круто повернувшись, Олег выскочил на лестничную площадку.

Продолжать разговор дальше не имело смысла. И мы распрощались. Закрывая за собой дверь, Боря сказал в самую щелочку:

— Мы будем жаловаться!

— Пожалуйста, — также через щелочку ответил Василий Степанович.

Но спускались мы по лестнице угрюмые. Жаловаться нам было некуда. Да и на что? На строгость родителей?

ЦЕЛЬ ЖИЗНИ