Подростки

Его нашла санитарка, которой показалась подозрительной выступавшая из земли каска. Под каской она обнаружила чернявую, обрызганную кровью и измазанную глиной голову и, больно раздирая о твердую землю руки, откопала бойца по плечи, а потом выкопала и всего.

Врачи не решились его транспортировать, и он лежал в хате, занятой полковым медсанбатом. За ним ухаживал мальчишка, единственный оставшийся в живых наследник этой изрешеченной пулями и осколками избы. Мальчишку он и увидел, когда очнулся первый раз и попросил пить. И этот испуганно-сосредоточенный взгляд, и рыжие, нечесаные космы волос, склонившиеся над ним, он запомнил на всю жизнь. И потом, под Варшавой и под Берлином, когда, случалось, ложился отдохнуть и прикрывал веки, все видел эти полные надежды глаза и пахнущие степью ржаные пряди волос.

— Вот, пожалуй, и все, — сказал Кирилл Петрович. — Сколько я вам порассказал! На десяток школьных сочинений хватит.

Он задумался. Вздохнул:

— Мальчишки, девчонки… Что-то разучился я их понимать. Совсем другими они стали.

— Такие же! — горячо вступилась я. — Вон Борис как за работу взялся! Ни себе, ни мне покоя не дает.

— О Боре особый разговор, — заметил Кирилл Петрович. — Его-то как раз очень трудно понять.

— Да не виноват он ни в чем! — горячо вступилась я.

— Это еще надо доказать.

— И виновность надо доказать.

— Конечно. Но прямые улики… Его задержали…

— Что значит, задержали! Он же сам шел.

— Куда? — заинтересовался Скороходов.

— Не знаю, — вымолвила я.

— Вот то-то и оно.

«Все-таки на войне было проще, — подумала я. — Ясно, где друг, а где враг. А тут? Выходит…»

— Скажите, — обратилась я к следователю, — что надо сделать, чтобы спасти Борю?

— Надо, чтобы он сказал правду.

Я замотала головой:

— Это невозможно. Мальчишка, если упрется, ничего из него не выбьешь.

— Но вы же его друзья! Убедите.

— Что вы! Если я об этом заикнусь, он прогонит меня. Я ведь видела, как его с чемоданом задержали. Он очень все это переживает.

— Видели? — заволновался Скороходов. — Видели и молчите?

— Вы же сами сказали: тут все ясно. Прямые улики.

— Ну, знаете!

Пришлось мне рассказать ему все. И о футболе, и о Борином хождении по улицам. И о мальчишках. Мальчишки его страшно заинтересовали.

— Надо их найти! Обязательно. Вы сможете?

Я пожала плечами:

— Не знаю.

— Нет, нет, — настаивал он. — Это ваш долг перед товарищем.

Я сказала, что за Борю готова в огонь и воду, лишь бы помочь ему.

— Значит, договорились, — уточнил Скороходов. — Мальчишек вы найдете и приведете ко мне.

Расстались мы, в общем-то, друзьями. Вечером того же дня узнала, что следователь вызывал Сережу. И Лукич с Сережей ходил. Конечно, Нартик больше всех нас переживал за Бориса. И мне не терпелось узнать, о чем спрашивал его Скороходов. Вызвала Грача в садик. Сели мы на скамейку. Молчим. Он злой, набычившийся. Того и гляди взорвется. Все же сам заговорил:

— Неприятный разговор. Лучше б его не было. Он все нажимал на то, что мы друзья, что я лучше всех Борю знаю.

— Правильно! — не утерпела я.

— Что правильно? — Сережа сердито глянул на меня. — Оказалось, как раз я, да и все мы очень мало друг о друге знаем. Почему он так поступил? Ведь факт! Никуда от него не уйдешь. Я так и сказал Кириллу Петровичу: не нахожу объяснения.

— А дальше что?

— Дальше он о семье его расспрашивал. А я тоже мало знаю. Домой к себе он редко нас приглашал. Сказал я, что отец у него, по-моему, здорово выпивает. Это всегда Борьку удручало. Ты же знаешь, после школы он никогда не спешил домой. Если позовут, охотно пойдет к Оськину и особенно к Тамаре.

— Да, да, — согласилась я. — Он избегал разговора о своих домашних. Изредка упоминал сестренку. И все. О матери, случалось, хорошо отзывался. Но больше как? Мимоходом. Мол, все же пора идти домой, маме надо помочь, измучилась она с нами. А об отце никогда не говорил. Словно и не было его.

Сережа молчал. Я не торопила его.

— Вот когда о школьных делах зашла речь, — припомнил наконец он, — тут я полную характеристику Борису дал. Сказал, что он душа любого начинания. Да вот и здесь, в колхозе. Он уже всем нужен. Без него не могут обойтись. Меня или вон Оськина никто за целый день не хватится, если мы сами не заявим о себе. Хотя я старший. А его только и ищут. Где Боря? Не видали ли Борю? Популярная личность. Даже завидки берут. Конечно, он на подхвате, но все же в центре событий. Я так и заявил. Порекомендовал спросить других ребят. Уверен — то же скажут. Только насчет Светки предупредил: мол, она на Борю сердита. Вывел он ее однажды на чистую воду. За двоедушие.

Все же я осталась недовольна Сережей. Какой-то он вареный. Нет, чтоб биться за товарища до конца. Набросилась я на него.

— Слушай, — говорю. — Что ты, на самом деле! Потолкуй с ним наедине. Пусть скажет все откровенно.

— Да говорил я, — ответил Сережа. — Думаешь, не говорил.

— Ну и что?

— А ничего. Грустный он такой стал. «Не могу, — отвечает, — ничего сказать. Ну, нельзя, понимаешь. Другой человек может пострадать. Понимаешь?»

На другой день меня удивила Света. Явилась домой возбужденная. Мечет гром и молнии. Спрашиваю:

— Что стряслось?

А она: