Накрыло нас основательно, весь мир казался картиной маслом, я даже видела мазки. Все двигалось как-то замедленно, с отставанием, звуки были оглушающими, в голове вообще происходила полная неразбериха и шизофрения.
Потом к ее пьяному отцу пришел в гости собутыльник. Я не знаю, почудилось мне или нет, но вроде он пытался приставать к нам. Я запараноила и уговорила Вику сбежать.
Всю ночь мы бродили по поселку, прячась то от партизанов, то от гигантских кузнечиков, блевать было интересно и приятно. Какой ангел уберег нас от неприятностей — неизвестно.
Нас глючило, наверное, около суток, но днем мы могли хоть немного соображать, сумели даже сесть на автобус и добраться домой (сделать это было невероятно трудно и понадобилась вся сила воли и концентрация), так и не попрощавшись с Викиным отцом.
Отсыпалась я суток трое с перерывами на туалет и еду. А когда проснулась от легких толчков мамы, увидела незнакомую женщину прям в нашей с братом комнате.
19
Буду банальной, но скажу: демон-алкоголь — это действительно страшно. Я вроде уже и к родителям подобрела, и они от меня отстали, и учебу подтянула — не за что больше биться, незачем убегать и воевать. Но механизм уже был запущен, и меня несло, словно бумажный кораблик по грязному ручейку.
— Доченька, ну ты опять пила вчера, ну зачем тебе это? — уговаривала мама.
— Да отстань ты, я же не часто, вообще не пью почти, — разозлилась я. Такие разговоры, почему-то, всегда бесили больше всего. Как я поняла позже, агрессия возникала из-за моего упорного нежелания признавать очевидное. Это главная беда всех алкоголиков — отрицание проблемы.
Мое загульное дикое лето насторожило родителей еще сильнее. У нас тогда как раз начался затяжной конфликт с папой: он уже не мог спокойно смотреть на мои гулянки и вернулись его вспышки гнева. Мы много ссорились, я была язвительна и дерзка, он — довольно груб и жесток, иногда поколачивал. Прекрасный повод для меня не появляться дома (признаться, мне уже просто без алкоголя было не по себе, поэтому я иногда специально провоцировала скандалы, чтобы сбежать. Но тогда, конечно, не осознавала этого).
И когда я третьи сутки отсыпалась после приключений под молочищем, меня легонько толкнули в плечо.
— Доченька, вставай, к тебе пришли, — будила меня мама после моих похождений. Я еле разлепила глаза.
— Это Лидия Николаевна, — объяснила мама растерянно, — она немного с тобой поговорит.
Я с трудом приподнялась в постели, свесив ноги со своего «верхнего этажа» (мы все еще спали с братом на двухъярусной кровати).
Лидия Николаевна оказалась психологиней, и мама давно ждала случая застать меня дома врасплох, пока я снова никуда не убежала.
Психологиня долго мне что-то впаривала, но мой загаженный мозг не смог воспринять всего и тем более запомнить. Мы с ней даже о чем-то спорили вроде. Было еще несколько безрезультатных встреч с этой знахаркой душ человеческих, на которые мама слёзно умоляла меня ходить. И мы шли всей семьей (уговорить папу оказалось еще сложнее, но мама всегда была настойчива и могла канючить часами) — налаживать родственные отношения и мою планомерно просираемую жизнь.
Кажется, психологиня учила папу принимать и любить меня такой, как есть, и стараться меня не бить сгоряча. Меня все уговаривала сказать «папа, я тебя люблю», но произнести эти ужасные слова язык у меня так и не повернулся. Мне тогда и подумать об этом было противно, настолько я ненавидела «психа-отца», размахивающего чуть что кулаками, и мы с ним лишь ненавистно зыркали друг на друга.
Сама же психологиня вечно поглядывала на часы, будто с нетерпением ждала окончания сеанса, что не прибавляло моего к ней доверия. Помирить нас с папой ей так и не удалось.
Весь десятый класс пролетел в пьяном угаре, даже и вспомнить особо нечего. Какие-то нескончаемые поездки автостопом, вписки-сейшены-тусовки-ночевки-пьяный петтинг с кем не попадя (со временем Шнырь как-то от меня отдалился, и мы расстались даже без всяких объяснений).
Надо сказать, к парням мое созревающее тело влекло безумно, особенно по синьке. Но какой-то внутренний тормоз (вернее страх, внушенный заботливой мамой, который мне потом еще доставит хлопот) у меня был невероятно прочен. Даже в абсолютной невменяемости я не позволяла себе идти до конца в этом деле — как будто условный рефлекс какой.