Подруга Дьявола

— Здесь, по всей вероятности, происходит что-то очень важное, старший инспектор Бэнкс. Мне пришлось прервать утреннюю конную прогулку, а мой сын и его супруга ждут меня к обеду.

По аллее с важным видом шествовала миниатюрная, но при этом стройная и крепкая на вид дама. Это была суперинтендант полиции Катрин Жервез, неотразимая в одеянии для верховой езды — джодпурах,^[5] сапожках и кепи. Держа в одной руке хлыст, она слегка похлопывала им себя по бедру.

Бэнкс улыбнулся:

— Должен сказать, мэм, вы потрясающе смотритесь в этом наряде. Не желаете выпить кофе? Заодно и побеседуем, пока сержант Новак проводит осмотр места преступления.

Интересно, показалось ли это Бэнксу, или лицо начальника уголовной полиции Жервез действительно вспыхнуло от сказанного им комплимента?

Проснувшись, инспектор Энни Кэббот не сразу поняла, что разбудил ее сигнал мобильного телефона. Голова раскалывалась от нестерпимой боли, а снаружи, с улицы, доносились громкие крики чаек и колокольный звон. Ведь сейчас мобильники не звонят, подумала она, с трудом возвращаясь к действительности, в них используются рингтоны: они либо звякают, либо играют мелодии. Ее телефон играл «Богемскую рапсодию» группы «Куин», звуки которой буквально приводили ее в бешенство. Не иначе как продавец телефонов подшутил над ней, черт бы его побрал! Ей надо обязательно научиться менять мелодии. Как только Энни собралась с силами настолько, чтобы приоткрыть один глаз и протянуть руку к прикроватному столику, телефон замолчал. Проклятье! — мысленно выругалась она, осознав, что ее протянутая рука не ощутила ничего, кроме пустоты. Прикроватного столика не было. Куда же он, черт возьми, делся? На мгновение ее обуял панический ужас, оттого что она не представляла себе не только где она находится, но даже кто она, пропади все пропадом, такая! За одно лишь Энни могла поручиться: сейчас она находилась не в гостинице миссис Барнеби, там, где ей надлежало быть. И что это, хотелось бы знать, лежит на ее бедре, такое теплое и тяжелое?!

Когда Энни наконец открыла оба глаза и осмотрелась, ей удалось уяснить сразу несколько вещей: она лежит не в своей постели, поэтому и не может нащупать прикроватный столик; у нее страшно болит голова, а на бедре ее лежит — ну кто бы мог подумать? — человеческая рука. К счастью или к несчастью — выяснится в дальнейшем, — рука оказалась мужской. Шаг за шагом, как бывает, когда складываешь из отдельных рисунков движущиеся картинки и подолгу ищешь нужные карточки, Энни воскрешала в памяти прошлый вечер. Картина получалась нечеткой и путаной, к тому же с большими пробелами. Что она ясно помнила, так это пиво, громкую музыку, танцы, какие-то шипучие напитки в бокалах с зонтиками, мелькающие огни, оркестр, смеющихся людей, сбивающий с ног ветер, тускло освещенные улицы, крутой подъем на холм, лестницу… Энни старалась вспомнить, что же было дальше. Еще один бокал… или два?.. Вцепившись друг в друга и неловко спотыкаясь, они добрели до постели. Той самой, в которой она сейчас и лежит. Энни осторожно сняла руку со своего бедра. Хозяин руки пошевелился и промычал что-то во сне, но, слава богу, не проснулся. Энни села и внимательно осмотрелась.

На ней не было ничего — ну ни единого лоскутка! Ее одежда была разбросана по дощатому полу в беспорядке, наводившем на мысль о том, что в процессе раздевания стыд и сдержанность были отброшены напрочь; ее черные шелковые панталоны висели на спинке кровати, как взятый в качестве трофея штандарт поверженной армии. Быстрым движением Энни сдернула их, натянула на себя, а затем провела руками по голове, приглаживая взъерошенные волосы. Чувствовала она себя отвратительно.

— Идиотка, — прошипела она, обращаясь к себе. — И-ди-от-ка!

Она посмотрела на спящего мужчину. Короткие пряди черных волос, не примятые подушкой, торчали во все стороны, а одна шаловливо прикрывала правый глаз; мощная челюсть, широкие плечи, красивая и не сильно заросшая волосами грудь. Хорошо хоть не сослуживец — на полицейского не похож. Глаза его были закрыты, а она, к стыду своему, не помнила, какого они цвета. Щеки покрывала щетина, но он, по всей вероятности, начал бриться не очень давно. Сколько же ему лет? Двадцать два, самое большее — двадцать три, решила она. А ей? Только что стукнуло сорок. Судя по виду его квартиры, парень еще холостяк. Энни предпочитала иметь дело с женатыми мужчинами старше ее.