Подруги

Грейс утверждала, что не женщин, а себя он расценивал как предмет вожделений и этим покорял.

Хлоя же в те дни просто видела в нем доброго, участливого, чуткого человека. Это после, когда отлетели молодость и задор, когда яства, которых он алкал, оставили у него во рту полынную горечь, — лишь тогда, на самой вершине, застопорилось что-то в громыхающей колеснице Патриковой фортуны, дало сбой, и она покатилась вспять, расплескивая по пути лужицы сердечности и благодушия, взбаламучивая со дна изначальную вязкую муть — сумбур, и скаредность, и скверну.

Патрик Бейтс отвечает за зрелищное обслуживание[17]местной летной части. У священника повышается кровяное давление, и какое-то время за танцы, вист, праздники урожая, сбор макулатуры и металлолома и тому подобное в деревне отвечает тоже Патрик. Он как будто озадачен, что ему досталось такое занятие, а впрочем, оно, несомненно, предпочтительнее, чем быть, допустим, хвостовым стрелком, вроде тех, чьи останки регулярно вымывают шлангом из вернувшихся с задания самолетов. Не для того он, Патрик, так далеко пошел, едва начав жить, чтобы так унизительно кончить, о чем он и заявляет во всеуслышание в «Укромном уголке».

Не всякого будут после таких слов угощать выпивкой, но популярность и обаяние Патрика Бейтса безграничны.

Один Эдвин Сонгфорд, как ни странно, относится к нему в эти дни с недоверием, видит губительный оскал за белозубой улыбкой, чует паразитический душок конечного умысла, смутно прозревает в будущем опустошенность и распад. Да только кому в эти дни охота прислушиваться к суждениям Эдвина Сонгфорда? В мире столько перемен, в Эдвине Сонгфорде — никаких. Брюшко у Эдвина оттопырилось от пива, что ни вечер он с пеной у рта громит тех, кто вынашивает идеи социализма, бастует, нанимает на работу женщин, — он требует, чтобы махинации на черном рынке и половые извращения карались смертной казнью. Кто будет слушать, когда он излагает свои сомнения касательно Патрика? Разве что Эстер, да и то по необходимости.

Миссис Сонгфорд берет из рук Хлои чашку чаю.

— Спасибо тебе, милая. У меня страшная сухость в горле. Не проходит со дня концерта. Должно быть, перенапрягла связки. Эдвин, вероятно, совершенно прав — незачем выставлять себя на посмешище. Воистину не стоит труда. Да и горло меня тревожит. Моя мать умерла от мучительной болезни — она сперва поражает одно, а потом расползается повсюду. У нее перешла на горло. Отец требовал, чтобы мы каждый кусок пережевывали шестьдесят четыре раза, для сохранения слизистой желудка. Чудеснейший был человек, однако, как я теперь вижу, не без причуд в отношении еды. Говорить за едой нам воспрещалось строго-настрого. Мать, естественно, ничего не могла поделать, раз вышла замуж — терпи, но атмосфера в доме была безрадостная. Унывать никак нельзя, и я бодрюсь изо всех сил, не хочу стать такой же, как мама, а когда подумаешь, каково на фронте нашим бедным солдатикам, то видишь, что в сравнении с этим все твои горести — ничто.

Не последняя среди горестей Эстер — Грейс, бутон, для которого близится пора расцвета. В пол-одиннадцатого, когда мать уже в постели, а отец дотягивает последнюю кружку в «Розе и короне», Грейс крадется прочь из «Тополей». Она подстерегает Патрика, когда он выходит из общего бара. До ворот лагеря, в котором размещается летная часть, они с Патриком идут вдвоем.

Что происходит по дороге?

Кто знает… но вид у Грейс лукавый и ублаженный, и Хлоя ненавидит ее, как никогда раньше и никогда потом — хотя и не последний раз в жизни.

На Хлою в присутствии Патрика нападает столбняк. Грейс при нем выставляет себя напоказ, Марджори его развлекает; Хлоя способна лишь сидеть с пересохшим ртом и пялить глаза.

Все три учатся теперь в Челмсфордской классической школе. Темно-синие сарафаны в складку, перехваченные на поясе (о талии пока говорить не приходится) шнуром. Белая блузка. Галстук в полоску. Панама летом, фетровая шляпа зимой, и отсидка после уроков, если поймают с непокрытой головой. Черные, штопаные фильдеперсовые чулки и — в зимнее время — комбинация.

Комбинацию (слово имеет двоякий смысл, но употреблялось всегда лишь в одном) натягивали на голое тело. Она начиналась у горла и кончалась почти у колен. Из жесткой, кусачей желтовато-белой шерстяной фланели, у горла застегивалась на дряблые пуговицы, которые с трудом пролезали в тугие петли (обметанные по тесьме, чтобы не лохматились), а снизу — на два встречных язычка, которые удобно расстегивать в уборной.

Зимой Грейс поутру выходит из дома в комбинации и на автобусной остановке снимает ее за кустом, даже когда идет снег.

Для Марджори и Хлои важнее не мерзнуть.

Марджори перестала писать отцу. Культура больше ничего не значит. В пятнадцать лет все силы девичьей души поглощены самокопанием. (От которого ее всеми силами старается отвлечь классическая школа, заставляя часами готовить уроки.) Из Нью-Йорка приходит письмо от Элен, с припиской, что ее настигло наконец извещение Организации военнопленных, в котором сказано, что Дик, отец Марджори, жив и частично сохранил зрение в одном глазу.