— Ну-с, за ваше хорошее поведение, я принес вам приятное известие, — начал доктор, обращаясь к больной.
— Что такое?.. От папы, да? — встрепенулась Надя. — Вот, мне сейчас прислали из деревни три письма от него. Он думал, что я уже там; не знал, видно, что я больна!.. Что же, что ж он пишет?
— Он телеграфирует, что через несколько дней будет дома. Вот телеграмма; нарочно для вас захватил.
— Слава Богу!.. Теперь только бы мне скорее поправиться, чтоб не задержать его. Я так боюсь, что ему нельзя будет меня ждать… Как вы думаете, Антон Петрович, долго мне еще нельзя будет ехать?
— Теперь летняя пора, недельки через две — и поезжайте с Богом.
— A если ему нельзя будет ждать? — волновалась Надя. — Ведь вы знаете, он едет по казенному поручению, не для своего удовольствия — и вдруг ему скажут, что ждать нельзя, что надо сейчас же ехать?..
— Не беспокойтесь, никто этого не скажет. Николай Николаевич волен выехать, когда ему удобнее, a свою дочку балованную он подождет не то что две недели, a хоть два месяца, если бы пришлось.
— Да ведь он сам же тебе пишет, что ему надо только поспеть вернуться к ноябрю, — сказала Савина, — что ж беспокоиться? Во всяком случае, два-три месяца перед вами; успеешь покататься.
— Еще захочет ли папа катать по Европе такую рябую кукушку.
— Рябую?!. — воскликнула Маша. — Что за вздор! Да у тебя и следа ряби на лице не останется.
— На то мы вашим рукам воли не давали, пока вы были без сознания, — засмеялся доктор. — Еще я церемонился: ну, как же так барышню обижать? Ручки ей связывать, словно грабительнице, думаю, a вот эта ваша подруга — прекрепко полотенцем вас связывала, право!
— A кто меня надоумил? Кто первый это велел? — отшучивалась Савина. — Я до того перепугалась, голову потеряла, что и сообразить-то ничего не могла, только и думала об одном: чтоб ты жива была, a вот Антон Петрович не забыл ничего… Если ты не обезображена, можешь его благодарить…
— A если вы теперь с нами беседуете, a через месяц будете нам с ней письма из Парижа писать, так не меня, a вот эту барышню должны благодарить, — прервал доктор. — Мы, доктора, ничего без неё не поделали бы! Вас не лекарства, a неусыпный уход спас, Наденька. Так-то! Надо правду сказать: у неё, Бог милостив, не будет ничего, но она сознательно, ни минуты не колеблясь, готова была за вас всю жизнь положить.
— Бог с вами, Антон Петрович! Что тут такого? У вас в больницах сестры милосердия всякий день то же самое для совершенно посторонних делают. Уж будто всем надо заражаться!
— Не надобно, но можно заразиться, и очень легко, — сказала Надежда Николаевна, глубоко растроганная. — И вот видишь, какая я гадкая эгоистка! — прибавила она, сжимая руку своей приятельнице. — Теперь я сознаю, что делаю; мне бы надо гнать тебя, a я вот держу тебя при себе…
— Да если б ты и не держала, я бы сама не ушла, — прервала Савина. — я дала себе слово, что сдам тебя Николаю Николаевичу, и больше никому; так и сделаю. Я ведь тоже держу свои обещания и нарушать их никому не позволю…
— A разве кто-нибудь повинен в таком посягательстве? — с удовольствием покуривая, спросил доктор.
— Нет… Это раз Надя меня упрекала. Я запомнила её фразу навсегда. Помнишь?.. «Кто посягает на исполнение чужого слова, тот сам своих обещаний в грош не ставит!» — напомнила она её слова.
— О, я никогда этого не делала, ты не можешь в этом упрекнуть меня, Маня!.. A вот, я теперь тебе докажу, что и у меня память хорошая! Кто говорил мне когда-то: «Долг платежом красен, a с меня какой платеж?».. Помнишь?.. И не права ли я была, когда отвечала тебе: «Почем ты знаешь, что я от тебя потребую? Может быть, тебе придется во сто раз больше воздать мне». A что?.. Не по-моему вышло?.. Я тебе никогда не жертвовала жизнью или здоровьем, как ты теперь готова была пожертвовать мне… Видишь!
— Видим, барышня, видим! — произнес доктор с особым выражением, которое он старался сделать насмешливым. — И слышим также, что уж вы чересчур много и храбро разговорились: не мешало бы поберечь себя, ради папашиного приезда, — да-с!.. A не то к вечеру еще жар усилится, ночь будет беспокойная, и как раз приедет Николай Николаевич, чтобы мне выговор сделать за то, что я его обманул, похвастался вашим выздоровлением раньше времени.
— Я молчу, молчу, — улыбаясь, прошептала Надя.
— То-то же!.. Помощница моя, извольте отложить личные счеты до более удобного времени и принять построже бразды правления над нашей пациенткой. Еще с недельку ухода — и тогда Бог с ней: пусть на свою волю идет на все четыре стороны и нас не поминает лихом за то, что мы плохо ее выходили.