Подружка невесты

Внизу были садики, все одинакового размера, и заборы с решетчатыми калитками, отделяющие один от другого, тоже одинаковые. Наступило лучшее время года, на деревьях только-только появилась свежая листва и даже цветы, розовые и белые. Цвели тюльпаны (редкий случай, когда Филипп знал, как называется растение). Что-то насыщенно-коричневое и золотое росло на краю сада миссис Райпл. (Может, желтофиоль, подумал он.) За садами были дома, изначально тоже одинаковые, но после разных перестроек — или комната наверху превращена в спальню, или пристроена оранжерея, или сделан дополнительный гараж — уже отличающиеся друг от друга. Только один из них, казалось, остался таким, каким его когда-то давно построили, и сад у этого дома был лучший, с цветущим розовым кустом боярышника, склонившим ветви к земле, с лужайкой, превращенной в сад камней, с ковром беспорядочно разбросанных фиолетовых и желтых горных цветов. На них будто бы смотрела небольшая мраморная статуя, почти скрытая ветвями куста. Филипп толком не видел ее — расстояние было довольно большим, — но что-то показалось ему знакомым: наклон головы, вытянутая правая рука с букетом цветов и сама поза девушки, застывшей в медленном танце.

Филипп очень хотел рассмотреть статую получше и вдруг понял, что это возможно: ведь на подоконнике лежит бинокль. Он вынул его из футляра, поднес к глазам. Пришлось навести резкость — и все стало замечательно видно. Отличный бинокль: маленькая статуя оказалась как будто в метре от Филиппа. Он видел ее глаза, красивый рот, диагональный узор на ленте, которой схвачены струящиеся волосы, миндалевидные ногти и даже лепестки и тычинки цветов в букете.

Филипп увидел и зеленое пятно на шее и груди, и отколотую мочку левого уха. Он вспомнил, как попал в статую камнем из рогатки, когда ему было десять лет, как отец рассердился, отобрал рогатку и недели три не давал ему карманных денег. Да, это была она. Не еще одна копия, не похожая статуя, а та самая Флора. Фи как-то заметила, что Флора — единственная в своем роде, что это не какая-нибудь штамповка из тех, что в великом множестве продаются в цветочных лавках на перекрестках автострад. Филипп вспомнил, непонятно почему, как Черил в том разговоре с Арнэмом по поводу статуи сказала, что Флора Фарнезская обычно ассоциируется с цветами боярышника.

Он положил бинокль обратно в футляр, убрал рулетку, взял блокнот и спустился по лестнице. Некоторых клиентов приходится искать, кашлять, чтобы привлечь внимание, стучать в дверь, чтобы позвать. Миссис Райпл не из их числа. Вообще, это была живая, расторопная и внимательная женщина средних лет, энергичная, с твердым характером, острая на язык и, как предполагал Филипп, очень требовательная. У миссис Райпл было болезненное лицо с жирной кожей и густые темные волосы с нитями седины, напоминающими проволоку.

— Я свяжусь с вами, как только план будет готов, — сказал Филипп, — а потом мы встретимся, когда начнется работа.

Так в «Розберри Лон» учили говорить с заказчиками. Вообще-то Филипп никогда не слышал, чтобы люди фыркали, но именно такой звук издала миссис Райпл.

— И когда это будет? — отозвалась она. — В следующем году?

Рой как-то сказал, что миссис Райпл до сих пор не прислали брошюры, и добавил, что она вряд ли это забудет. Филипп, светясь самой доброжелательной улыбкой, стал уверять хозяйку, что на составление плана уйдет максимум четыре недели. Миссис Райпл ничего не ответила, выпустила его и закрыла дверь. Филипп сел в новенький синий «опель кадет» и подумал, что машина — единственная стоящая вещь из всех, что у него есть. Да, иногда эта мысль приходила ему в голову, хотя на самом деле «опель» принадлежал «Розберри Лон».

Филипп решил возвращаться другим путем и на первом же повороте поехал налево, затем еще раз повернул налево. И попал на улицу с домами, сады которых были видны из окна в спальне миссис Райпл. Он не запомнил, какой по счету дом со статуей в саду, но ему казалось, что четвертый или пятый от многоквартирной башни с зеленой черепицей. Кроме того, тот дом был единственный неперестроенный. А вот, наверное, и он — между тем, где есть окно на крыше, и тем, где два гаража. Филипп медленно ехал мимо. Было уже пять часов — значит, рабочий день закончился и он не тратит время компании (к этому Филипп относился щепетильно).

В конце улицы, на перекрестке, он развернулся и поехал обратно. Напротив того самого дома остановил машину у обочины, выключил двигатель. Сад был небольшой, с клумбой не распустившихся еще роз. К георгианской двери с веерообразным окном, напоминающим солнечные лучи, вели три ступеньки. Характерной особенностью дома — Филипп не сомневался, что это следует назвать именно так, — был небольшой круглый витраж в виде вычурного герба над входной дверью. Сквозь одну из его бесцветных частей Филипп увидел хозяйку, выглядывающую на улицу. Она не смотрела на Филиппа, да его, сидящего в машине, и нельзя было увидеть. Женщина ушла, и Филипп уже стал заводить машину, но снова заметил силуэт, появившийся в открываемом окне.