Подружки

– Оденьтесь совсем голой женщиной, – посоветовала Жанник, – костюм будет как раз по вас, а это можно сказать далеко не про всех. Вы смеетесь! Знаете, это почти не шутка. На наших сифилитических балах бывают основательные декольте. Уже в прошлом году Уродец появилась в ночной рубашке.

– В этом году будет еще того лучше, – сказал герцог.

– Во всяком случае, в этом году вы рано беретесь за дело – уже в декабре месяце!

– Вследствие предполагаемого ухода эскадры на Восток.

Он аккуратно сложил свои образчики в коробку. И подошел к Жанник:

– Время вам есть котлетку, девочка. Можно мне сказать это Сильвии?

– Пожалуйста. И заодно велите подать чай. Чай для тех, у кого еще не куплено в собственность место на кладбище.

– Придется вас отшлепать, если вы будете говорить слишком много глупостей.

Он вошел в дом.

– Ну вот! – сказала Жанник, поворачиваясь к гостям: – Доре и вы, сударыня, как вам нравится мой сад?

Она с гордостью протянула обе руки по направлению к свежеостриженной лужайке. Луч солнца играл на ее совсем прозрачных руках.

За морскими соснами, за лужайками и за купой пальм лежал Малый Рейд, так забавно обрамленный горами, что его можно было принять за озеро. И в это озеро вдавался полуостров Балагие со своими кипарисами и пиниями, вдавался совсем так, как вдаются полуострова на японских деревянных гравюрах. Воздух был так чист и солнце было так ярко, что даль нисколько не была туманна. И казалось, что весь пейзаж находится в одном плане, без обычной перспективы.

– Ради одного того, чтоб увидеть этот пейзаж, – сказала маркиза, – стоит ежедневно совершать путешествия из Мурильона в Тамарис.

– Так совершайте это путешествие!

– Не то чтобы мне не хотелось. Но вы сами знаете: каждый вечер встаешь между четырьмя и пятью, и едва успеешь привести себя в порядок.

– И эта красивая дама, – спросила Жанник, смотря на молчащую Селию, – она тоже встает между четырьмя и пятью?

Ответила Доре:

– Этой красивой даме вам следовало бы прочесть нотацию! Она влюблена, как кошка.

– Боже милостивый!.. В кого?

– В одного гардемарина, чрезвычайно легкомысленное существо!..

Селия покраснела, как мак, и пыталась сделать протестующий жест слабой рукой. Но Жанник развела руками в знак полного бессилия что-либо сделать:

– Какую к черту нотацию могу я ей прочесть? С моей стороны было бы чрезвычайно дерзко бранить эту девочку за ее гардемарина, оттого что в течение всей моей жизни я только и делала, что влюблялась во всякого встречного.

Но маркиза не унывала:

– Послушайте, Жанник! Разве вам не кажется, что малютка могла бы найти в Тулоне что-либо получше для начала? Я не стала бы бранить ее за прихоть!.. Всякий волен совершать глупости время от времени. Все мы, конечно, не из дерева. Но я не допускаю таких глупостей! Она не спит, не ест, не живет, только и мечтает о своем мидшипе! И так как она только его одного видит, она, разумеется, ни за что не согласится взять другого друга, кого-нибудь, кто мог бы отсчитать денежки.

– Ба! – сказала Жанник беззаботно. – Глупости проходят. И никогда не бывает поздно взять богатого друга. Не следует быть слишком практичной. Кроме того…

Она склонила голову набок, как бы желая лучше видеть синее море за зелеными лужайками:

– Кроме того, Доре, это зависит от человека. Мы все разные. И не всем удается быть практичными.

Та удивилась:

– Прекрасно!.. Что вы хотите этим сказать? Жанник закашлялась и долгое время не в состоянии была отвечать. Когда ей это удалось, голос ее, по-прежнему слабый, походил на надтреснутый хрусталь, готовый сломаться.