Подшофе

Рад был получить твое письмо. Я в страшных муках произвожу на свет новый роман.

Которое из названий лучшее?

«Воспитание важной персоны»

«Романтичный эгоист»

«По эту сторону рая»

Роман отправляю в Scribner’s. Им понравился первый вариант названия. Получил от них два письма, вкладываю их в конверт – возможно, они тебя позабавят. Верни их, пожалуйста.

Я только что сочинил рассказ для твоего сборника. Он еще не написан. Молодая американка влюбляется во французского офицера в военном городке на юге.

За то время, что мы с тобой не виделись, я предпринял попытку жениться, потом – попытку умереть от беспробудного пьянства, но, одураченный, подобно многим достойным мужчинам, противоположным полом и государством, вновь занялся литературным трудом. Продал три или четыре рассказика американским журналам.

Рассказ для тебя начну писать примерно 25-го d’Auout (как говорят, а может, и не говорят, французы) (то есть дней через десять).

Стыдно сказать, но от моего католичества остались одни воспоминания – хотя нет, это не совсем так; во всяком случае, в церковь я не хожу, да и не бормочу всякую невнятицу, перебирая четки из золота и хрусталя.

Возможно, в сентябре или в начале октября буду в Нью-Йорке.

Джон Бишоп[79] всё там же.

Ради Бога, Банни, напиши роман, перестань тратить время на редактирование сборников. Это может войти в привычку.

Кажется, всё это звучит бессвязно и глупо, но ты знаешь, что я имею в виду.

Твой, один из компании Холдера, [Имеется в виду Холдер-Холл, одно из принстонских общежитий.]

Скотт Фицджеральд

Джону Пилу Бишопу 12 – 02.1924 –1925

Я сильно пьян

Говорят, я на Капри,

хотя, насколько я помню,

на Капри было спокойнее

Дорогой Джон!

Как говорят остроумные литераторы, твое письмо получено, и его содержание принято к сведению. Давай кое-что добавим: по-моему, оно написано очень талантливо, а сдержанность, проявленная при описании последнего эпизода – ужина у молодых Бишопов – просто вызывает восхищение. Я рад, что американцы наконец-то сами стали писать письма, достойные публикации. Кульминация изумительна, а в словах «искренне ваш» кроется такая тонкая ирония, которую можно встретить лишь в работах двух непревзойденных мастеров – Флобера и Фарбер…[80]

У меня теперь будет два экземпляра «Яблока» Уэсткотта[81], так как в отчаянии я заказал еще один – целый яблоневый сад. Отдам один Бруксу, который мне нравится. Ты знаешь Брукса? Просто один малый, с которым мы здесь подружились…

Извини за задержку. Писал адрес на конверте… А теперь телефон. Звонил человек по фамилии, кажется, Мусселини – по его словам, он местный политик. А кроме того, я потерял ручку, придется и дальше писать карандашом [Эта фраза написана карандашом. Всё остальное – чернилами.]…Оказалось, я всё время писал ручкой и не замечал этого. Всё потому, что я всецело занят новой работой – пишу пьесу, основанную на биографии Вудро Вильсона.

Акт I. В Принстоне

Мы видим, как Вудро ведет занятие по философии[82]. Входит Пайн[83]. Сцена ссоры – Вильсон отказывается признавать клубы. Входит женщина с бастардом из Трентона[84]. Снова входит Пайн с членами попечительского совета и клуба хорового пения. Крики за сценой: «Мы победили! Принстон – Лафайет 12:3!» Радостные возгласы, оживление. Входит футбольная команда, игроки обступают Вильсона. «Старый Нассо»[85]. Занавес.

Акт II. Особняк губернатора в Паттерсоне

Мы видим, как Вильсон подписывает документы. Входят Таскер Блисс и Марк Коннелли[86], они предлагают предоставить больше самостоятельности местным политикам. «Я тут подписываю важные документы – и ни один из них не узаконивает коррупцию».

За окном заводят песню члены клуба «Треугольник»… Входят женщины с бастардом из Трентона. Президент продолжает подписывать документы. Входят миссис Галт, Джон Гриер Хиббен, Ал Джолсен и Грантленд Райс[87]. Песня «Чувство большого долга». Живая картина. Загадочная немая сцена.

Акт III. (Необязательный)

На фронте, 1918

Акт IV.

Мирная конференция. За столом Клемансо, Вильсон и Джолсен… Через окно в крыше спускается комитет по организации студенческого бала. Клемансо: «Мы хотим Саар». Вильсон: «Нет, Саар, и слышать об этом не желаю». Смех… Входят Мэрилин Миллер, Гилберт Селдиз и Ирландец Мьюзел[88]. Таскер Блисс падает в плевательницу.

О Господи! Я трезвею! Напиши мне, какое мнение ты – возможно, с удовольствием – составишь о моем шедевре и каково будет мнение других людей. Пожалуйста! Я считаю, что пьеса великолепна, но поскольку многие факты в ней искажены, некоторые критики, склонные делать скоропалительные выводы, к примеру, Раско, могут по ошибке приписать ее Чемберсу[89]. По-моему, пьеса просто захватывающая. Она мне никогда не надоедает…