Подсказка из прошлого (СИ)

— Я просто понял, что эта жизнь не единственная и что помимо тела, тела моей любимой, опутанного трубками, и за которое я так боролся… Нет, не боролся, цеплялся. Так будет точнее. Так вот, помимо тела есть еще и душа, которая бессмертна. И душа не имеет никакого отношения к нашей аварии. И у души есть отдельная от тела жизнь. Но уж так устроено, я еще не до конца в этом разобрался, что душа не может пойти дальше, пока тело не будет предано земле. В общем, я понял, что удерживая Галину на земле, я останавливаю движение ее души. А если задуматься, то что значит наша текущая жизнь, по сравнению с вечностью? Галя останется в моем сердце, и если мы действительно любим друг друга, мы обязательно встретимся. Когда я это понял, пришел к ней в палату. Галины родные уже давно смирились и подписали все бумаги. Я подошел к ней вместе с врачом и спросил, что должен отсоединить. Он мне показал. А потом я попросил врача уйти, и он предоставил мне эту возможность. И когда я это сделал, я ощутил какое-то движение в палате, легчайшее прикосновение к своей щеке. И мне даже показалось, что где-то рядом прошелестело ее «спасибо».

Теперь мы оба курили. Одну сигарету за другой. Эмиль предложил сходить куда-нибудь выпить, но я отказалась. Сегодня я не хотела, чтобы спиртное заволакивало мое сознание, сегодня я хотела обдумать все, что узнала и о чем за все время, которое я провела в Москве, старательно гнала мысли. Как там сказал знакомый Эмиля: «Надо находиться на определенном уровне развития, чтобы иметь смелость встать лицом к лицу со своим прошлым».

Глава 21

Я промучилась целый день, так и не решив какие дальнейшие шаги к расследованию можно предпринять, остро осознавая, что медлить опасно. Убийца до сих пор разгуливал на свободе и, продав драгоценности, вполне мог попытаться скрыться из страны. А уж за границей его или ее и вовсе не найти. Я раскладывала факты по порядку, тасовала их как карты, пыталась посмотреть под другим углом, но картина вырисовывалась одна и та же.

Тимур, просмотрев видеозапись и услышав наш с Андреем разговор, узнал о тайнике. Решил, что для него это единственный шанс разбогатеть и забрал драгоценности. Убил ли он Андрея до того, как забрал драгоценности или после — неизвестно. Скорее всего после, это казалось логичнее, но проследить ход мыслей убийцы всегда сложно. Конечно, он рассчитывал на то, что я вернусь в Париж и никак не предполагал, что я возжелаю поиграть в следователя. И все же он не решался меня убить, видимо, не считая меня достаточно опасной. Продолжал позванивать. Надеялся, что я испугаюсь. Все казалось понятным до тех пор, пока Тимура не убили. Я встала перед тем же вопросом, что и с Андреем: кому выгодна смерть Тимура? Ответ один. Тот же самый. Тому, кто знал о драгоценностях. Судя по его разговору с Варькой, Тимур должен был получить крупную сумму, и убийца должен был быть близким к нему человеком. Ответ казался очевидным — это Ксения. Она вполне могла заподозрить, что ее любимый вовсе не собирается прокутить полученные денежки вместе с ней или же, если Ксения с самого начала участвовала в этом деле, они могли поссориться, деля добычу. Или же она решила забрать все себе. Любовь любовью, а денежки врозь.

Я налила себе чай с лимоном и встала у окна. Моросил мелкий дождь, вгоняя меня в полную тоску. Я подумала, что мне надо прекратить слишком далеко зашедшее самостоятельное расследование и, как говориться, дать показания. Наверно, если бы я хоть немного верила в то, что убийцу найдут, так бы и поступила. Но уверенности не было. К тому же мне не хотелось неприятностей с властями, которые бы неминуемо возникли. Честно говоря, я уже проклинала эти фамильные драгоценности последними словами. Вся вина, теперь уже за два убийства, лежала на мне. Эта моя странная связь с прошлым, непонятный сон, из-за которого я обнаружила тайник. И если верить в то, что душа Степана живет в этом доме, он пытался нас предупредить. Иначе как объяснить, что план таинственно исчез. Он словно хотел сказать: не лезьте в это дело. И оказался совершенно прав. Мы пошли в подвал, и это оказалось первой ошибкой. Вторая ошибка заключалась в том, что именно я убедила Андрея не заявлять о драгоценностях, считая их собственностью нашей семьи. Семьи, у которой отняли родину. Семьи, из-за которой я прожила в эмиграции столько лет, не зная, что моя душа принадлежит России.

Я вымыла чашку и, опустившись на стул, закрыла лицо руками. Только я одна во всем виновата. Только я.

Звонок домашнего телефона разорвал тишину. Звонила баба Настя. Коротко поинтересовавшись, как у меня дела, она озабоченно сказала:

— Слушай, я волнуюсь, Варька куда-то пропала. Обещала прийти к ужину, я испекла ее любимые блинчики с творогом, а она так и не появилась. Даже дома не ночевала. Конечно, дело молодое, но я боюсь: не случилось ли чего, не дай Бог.

Сердце заныло у меня в груди. Я сразу вспомнила, как мы расстались. Она еще тогда что-то задумала, уж слишком снисходительно заявила: «Будут новости — позвоню».