Подсказки пифии

Она была уверена, что Дюрер исполнит свою часть договора. Она знала его достаточно хорошо, чтобы в этом случае не сомневаться в нем.

Ее часть договора означала, что она сможет перечеркнуть все, что было, забыть прошлое и продолжить процесс очищения. Скоро умрет последний из тех, кто задолжал ей.

После Бабьего Яра она вернется во Францию и останется там до конца жизни. Попытки найти свою настоящую мать более не актуальны. Поиски оказались слишком сложными, к тому же, честно говоря, ее настоящая мать для нее никогда не существовала. Она была просто фантазией, и от этой фантазии Мадлен хотела избавиться.

Сейчас ей хотелось одного: вернуться к своим лавандовым полям.

Коля сбросил скорость, остановился на светофоре, и Мадлен поняла, что они скоро приедут. Он повернул,

– Syrets station, – сказал он. – Over there. – Он указал на низкое строение серого бетона, чуть поодаль. – You find the way to the monument? The menorah?[52]

Она кивнула, ощупывая внутренний карман куртки. Старое ржавое оружие холодило руку. Она легонько тронула пупырчатую заднюю часть пистолета.

– Twenty minutes, – сказал он. – Then the area will be safe[53].

Мадлен вышла из машины и захлопнула дверцу. Теперь остались только она и Вигго Дюрер.

Она знала, что, чтобы подойти к памятнику, надо повернуть от остановки направо, но сначала спустилась по лестнице к подземным павильонам. Через пять минут она нашла что искала – маленький ресторан быстрого питания, где попросила стакан льда.

Поднявшись по лестнице, Мадлен повернула к большому парку. Заныли зубы, когда она разгрызла лед; она вспомнила ощущение из детства, когда у нее выпал зуб. Посасывающее холодное воспоминание о дырке в десне. Привкус крови во рту.

Дорожка спускалась к небольшой площадке, после чего уходила дальше в парк. Мощеный камнем круг, посредине – статуя на постаменте. Скульптура выглядела весьма скромно и представляла собой трех детей. Стоящая девочка протягивала руки, у ее ног лежали двое детей поменьше.

Из надписи на постаменте Мадлен поняла, что статуя воздвигнута в память о тысячах детей, убитых здесь во время войны.

Грызя лед, Мадлен оставила площадку позади и углубилась в парк. Ее крик все еще был внутри, но скоро она сможет выпустить его.

Дала-Флуда

В Хедемуре тоже начался снегопад, и она давным-давно перестала надеяться на звездно-ясное небо над озером и хутором в Дала-Флуда.

Да и вообще самое ясное небо – в детских воспоминаниях.

Лес стал гуще, ехать оставалось недолго. Когда она в последний раз была здесь, за рулем сидел отец, и она запомнила дорогу как бесконечную ругань. Пора было продавать хутор, а мать имела неверное представление о цене, которой они могли ожидать.

Она помнила и другие поездки и испытывала благодарность за то, что место, где он останавливался, чтобы она могла удовлетворить его, стало совсем другим. Дорогу расширили, “кармана” больше не существовало.

Она ехала мимо знакомых мест. Гранйерде, Нюхаммар, чуть погодя – Бьёрбу. Все выглядело другим, некрасивым, черным, хотя она понимала, что на самом деле это не так.

Откуда у нее такие светлые воспоминания, ведь ей столько пришлось вынести здесь, на севере?

Наверное, все благодаря тому лету, когда ей было десять и когда в ее жизни случились Мартин и его семья. Несколько недель без отца, только тетя Эльса и соседи, у которых она, Виктория, – няня.

Еще один поворот – и слева появился хутор.

Дом еще стоял. Она остановила грузовик возле живой изгороди и заглушила мотор. Ветер немного улегся, или же лес давал защиту от ветра. Крупные снежинки мягко падали в темноте, когда она подошла к калитке.

Как и прочие здешние дома, их старый хутор все еще служил летним жильем и сейчас стоял покинутый, с темными окнами. Дом изменился до неузнаваемости. Две пристройки и терраса, тянущаяся по всему фасаду и обоим торцам, современные окна и двери, новая крыша.

Смешение старого и нового смотрелось откровенно безвкусно.

Она вернулась к грузовику и забралась на водительское сиденье. Не в силах повернуть ключ в зажигании, она какое-то время сидела просто так. Снег ложился на лобовое стекло, и мысли унеслись в прошлое. По этой дороге она много раз бегала к дому, который снимали родители Мартина. Отсюда дом не было видно – может быть, поэтому она не заводила машину и не решалась ехать дальше. Она боялась собственных воспоминаний.

Надо спуститься к озеру, подумала она, завела машину и поехала вверх по склону. На повороте она увидела тот дом, но лишь мельком взглянула на него, заметив, однако, что его тоже перестроили и снабдили большой террасой. В этом доме, как и в остальном поселке, было безлюдно. Отсюда дорога пошла под уклон, впереди уже угадывалось озеро. Дорога стала скользкой как каток, вести машину приходилось двумя колесами по сугробам, для лучшего сцепления. Последний поворот – и она проехала два деревянных столба с вывеской, извещавшей, что купаться здесь разрешено.

Она вышла и открыла задние дверцы грузовика.