— А насчет Энгельса — извините великодушно, — возвращается Жорж к началу разговора. — Сижу сейчас, весь обложенный его книгами. Только два имени и вертятся все время в мыслях — Маркс и Энгельс, Энгельс и Маркс… Отсюда и возникло это имя и отчество — Фридрих Карлович…
Плеханов встает, расплачивается с официантом.
— Пойду продолжать, — жмет он руку студенту. — Дел, знаете ли, очень много. Спасибо за компанию. И еще раз простите за неуместную, может быть, шутку.
— Дорогой Георгий Валентинович, — преданно смотрит на Жоржа юный социал-демократ. — Я был счастлив провести с вами эти несколько минут. Буду с нетерпением ждать выхода вашей книги. И, конечно, работать, работать — читать Энгельса, Маркса, Гегеля. А ваша шутка… Ну что ж, она действительно была веселой и занятной, хотя немного и горькой… Но зато мы лишний раз вспомнили об Энгельсе!
— Жорж, — сказал однажды Лев Григорьевич Дейч, — если мне не изменяет память — вы провели детство в деревне, не так ли?
— До двенадцати лет безвыездно проживал в имении отца своего, потомственного тамбовского дворянина, — с достоинством ответил Плеханов.
— В таком случае, — продолжал Дейч, — вам хорошо должны быть знакомы русские народные пляски.
— Конечно, — кивнул Жорж.
— А если так, — улыбнулся Лев Григорьевич, — то мы, я и Вера Ивановна, попросили бы вас немедленно исполнить русскую народную пляску «барыня».
Засулич, пришедшая к Плехановым вместе с Дейчем, наклонила в знак согласия голову.
— «Барыню»? — удивленно переспросил Георгий Валентинович. — А в чем, собственно говоря, дело?
— У нас для вас феноменальное известие! — почти выкрикнул Дейч.
— Потрясающая новость, — подтвердила Засулич.
— Пляшите! — потребовал Дейч. — И обязательно вприсядку!
— Господа, объясните, наконец, что случилось? — недоумевал Плеханов.
— «Барыня, барыня, — захлопали в ладони и запели Дейч и Засулич, — сударыня-барыня»…
Жорж вышел на середину комнаты, сделал несколько движений руками и ногами.
— А вприсядку? — настаивал Лев Григорьевич.
— Вприсядку не умею, увольте, — отмахнулся Плеханов. — Ну, что у вас за новость?
Дейч сделал шаг вперед.
— Жорж, — громко сказал он, — только не падайте в обморок. Сегодня к нам в Кларан приезжает Карл Маркс!
В комнате повисла тишина. Рука Плеханова, лежавшая на спинке стула, мелко задрожала.
— Ну, что же вы молчите? — нарушил паузу Дейч. — Вы, кажется, совершенно не рады этому сообщению.
Георгий Валентинович долгим, затяжным, пристальным взглядом посмотрел на него и тихо сказал:
— Повторите…
— Сегодня к нам, сюда в Кларан, приезжает Карл Маркс.
— Этого не может быть…
— Да почему же не может?
— Зачем Марксу ехать в Швейцарию?
— Отдыхать и лечиться. Вера Ивановна, подтверждаете?
— Подтверждаю, — сказала Засулич.
Жорж сделал несколько нервных шагов по комнате, судорожно сцепил пальцы рук, откинул назад голову.
— Роза!!! — закричал он вдруг таким страшным голосом, что Засулич и Дейч невольно вздрогнули.
— Роза!! — снова громко крикнул Плеханов, как будто жена находилась не в соседней комнате, а в нескольких километрах от дома.
Розалия Марковна торопливо заглянула в дверь.
— Что такое? — тревожно спросила она.
— Роза, Маркс приезжает сегодня в Кларан!! — радостно обнял жену Георгий Валентинович. — Надо немедленно погладить мой костюм!.. Где ботинки, где вакса?.. У меня есть новая сорочка?
Крутанувшись на каблуках, он впился взглядом в лица Засулич и Дейча.
— Ведь мы же обязательно пойдем его встречать, не правда ли? Мы должны помочь ему нести вещи, устроиться… Да мало ли какие хлопоты бывают у человека в день приезда?
— Да, да, конечно, — ответили Дейч и Засулич.
Он вышел из дома первым, по дороге то и дело торопил своих спутников, непрерывно, не умолкая ни на секунду, говорил, строил планы, размахивал руками, забегал вперед, отставал, — словом, совершенно был не похож на того Жоржа, каким Засулич и Дейч привыкли видеть его каждый день: спокойным, замкнутым, ироничным.
Он был так откровенно счастлив от предстоящего свидания с Марксом, так лихорадочно возбужден, так по-детски не мог сдержать обуревавших его чувств, что на одном из поворотов Вера Ивановна, пропустив Плеханова вперед и задержав Дейча за руку, тихо сказала:
— Я больше не могу. Сердце обливается кровью, глядя на него…
— Да, да, — согласился Лев Григорьевич, — я тоже больше не могу. Надо сказать…
Они догнали Плеханова.
— Жорж, погодите, — тихо начала Вера Ивановна, — не торопитесь…
— Что, что? — не понял Плеханов. — Что вы сказали?
— Сегодня первое апреля, Жорж…
Он несколько секунд молча смотрел на нее, потом лицо его стало почти серым, в глазах мелькнуло что-то жалобное, и они потухли, он сделал слепой шаг в сторону, беспомощно оглянулся и вдруг сел прямо на лежавший на дороге камень, закрыв лицо руками…
— Жорж, извините нас за этот розыгрыш…
Он молчал. Какое-то внутреннее движение тронуло его плечи — они шевельнулись… Волосы на затылке вздрогнули… Чуть помедлив, он опустил руки от лица.
Засулич и Дейч пожалели о своей шутке.