Читаем Подснежники полностью

Было девять вечера — последнего вечера года. Снаружи — на бульваре и у пруда — орали и бросались друг в друга шутихами подростки. Наряд официантки Катя, разумеется, оставила в ресторане — и на ней, и на Маше были юбки, сказавшие мне, что нам предстоит куда-то отправиться. Такой, как в тот день, прически я у Маши еще не видел: она зачесала волосы назад, собрала в хвост и свернула его в клубок — прическа подчеркивала зелень ее глаз и строгость рта. При встрече она чмокнула меня в мочку уха. Татьяна Владимировна снова потратилась на закуски. Когда я вручил ей привезенные из Англии подарки — шотландское печенье, лондонский шоколад и чай «Эрл Грей» в жестянке, изображавшей двухэтажный автобус, — мне на секунду показалось, что она того и гляди расплачется.

Жестянку Татьяна Владимировна поставила на полку, рядом с черно-белой фотографией, ее и Петра Аркадьевича. Я успел протрезветь после узбекского ресторана — как раз к вечерним тостам. Мы выпили за Новый год, за любовь, за англо-русскую дружбу. Когда мы чокались, у Кати приподнимался подол кофточки, и, помню, я заметил, что у нее проколот пупок.

Мы обсудили план обмена квартир.

Татьяна Владимировна говорила, волнуясь и нервничая. Где там покупают продукты? — спросила она. И что, если дом в Бутове не достроят вовремя? Конечно, ей хочется выбраться из центра, она слишком стара для него, устала, но, с другой стороны, ведь столько лет здесь прожила и ничего другого не знает.

Маша сказала, что Степан Михайлович уверен: к апрелю бутовский дом готов будет. Однако для большей надежности, продолжала она, с подписанием договора лучше повременить до конца мая, а то и начала июня. К лету Татьяна Владимировна туда так или иначе, а переберется.

Следом она объяснила, что, прежде чем заключать сделку, Татьяне Владимировне и Степану Михайловичу придется собрать кое-какие важные документы. Доказательства того, что квартиры действительно принадлежат им, что приватизация квартиры Татьяны Владимировны была проведена в соответствии с законом. Потребуется свидетельство о том, что ее дом не предназначен на снос в ходе одной из архитектурных вырубок, производимых мэром Москвы: мэр может внезапно обречь здание на смерть, и брат его супруги получит изрядные комиссионные, построив на месте этого дома другой. Понадобится также документ, удостоверяющий, что никто, кроме Татьяны Владимировны, в ее квартире не прописан, — кто-нибудь, скажем, сидящий сейчас в тюрьме или брошенный муж, способный вдруг вылезти из кустов и заявить о своих правах на жилплощадь. (В России, видишь ли, человек не может просто поселиться там, где ему захочется, — вот как мы с тобой в Кенсингтоне. Он должен зарегистрироваться по определенному адресу, чтобы власти знали, где его можно найти.) Ну и еще понадобится техническая документация на каждую из квартир: поэтажные планы зданий, схемы канализации, водопровода и так далее. Обычно, пояснила Маша, такие документы собирает риелтор, берущий за это бешеные деньги.

— Но ведь ты, Коля, — по-русски сказала она, — обещал помочь Татьяне Владимировне с оформлением документов, правда?

— Да, конечно, — ответил я.

Я дал это обещание в бане, и никто из нас о нем не забыл.

— Вы настоящий английский джентльмен, — сказала Татьяна Владимировна. — Нам так повезло, что мы познакомились с вами.

— Ну что вы, — ответил я.

Мы договорились, что после долгих новогодних каникул первым делом отправимся, прямо с утра, к нотариусу и оформим доверенность, которая позволит мне предпринимать различные шаги от имени Татьяны Владимировны.

За пару минут до полуночи Татьяна Владимировна откупорила бутылку сладкого до липкости крымского шампанского. Мы стояли у окна и смотрели, как над крышей волшебного здания за прудом взрываются в небе фейерверки.

— Да почиет на вас длань Божия, — сказала вдруг Татьяна Владимировна.

Мы распрощались с ней, как только смогли сделать это, не показавшись невежливыми, — а может, и раньше, — поймали машину, которой правил прыщавый юноша лет, судя по его виду, шестнадцати. Он провез нас по бульварам, пересек Тверскую, проехал мимо казино Нового Арбата, сиявших в зимней ночи точно оазисы в ледяной пустыне, и через замерзшую реку — к гостинице «Украина».

Гостиница располагалась в одной из построенных в сталинской Москве готических башен — угрюмые статуи на фасаде, а внутри грузинские бандиты, второразрядные молдавские проститутки и явно неуместные здесь группы провинциальных школьников-экскурсантов. Скользя по обледенелому тротуару, — девушки вонзали каблучки в лед — мы обошли вокруг здания, оказались на его задах, поднялись по пожарной лестнице и нажали на кнопку звонка. Маша произнесла пароль, которым поделился с ней кто-то из коллег, и нас впустили в огромный, нелегальный ночной клуб.

Вышли мы из него около четырех утра — Маша поехала со мной, Катя отправилась в их квартиру. Я все уговаривал Машу сводить меня туда, однако она отказывалась. Так и не сводила. В то время я полагал, что она просто-напросто стыдится своего жилья.

Глава девятая

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза