– Это суперсекретная взрывчатка для спецопераций! – с порога выпалил он. – Произведена во взрывотехнической лаборатории внешней разведки. Основная особенность – полная безопасность в обращении и многолетнее сохранение боевых качеств. Сто лет в костре пролежит, потом сто лет в воде, а понадобится – бабахнет как новая! Произведено всего четыре килограмма, полтора истрачены на полигонные испытания, а два ушли на взрывное устройство, изготовленное в девяносто первом по заказу особой экспедиции ЦК КПСС. Бомба в титановом чемоданчике, сработка – на открывание.
– Что такое особая экспедиция? – устало спросил Фокин.
Дьячко пожал плечами.
– Черт его знает. В журнале, где инициатор заказа, так написано.
– Ладно, свободен, – хмуро буркнул Фокин. Следователь разочарованно развернулся. Он рассчитывал на похвалу.
А майор пошел доложиться Ершинскому. В приемной Фокин нос к носу столкнулся с выходящим из генеральского кабинета Атамановым. Тот был, как всегда, безупречно одет и вальяжен, он доброжелательно кивнул, но зрачки глаз всполошенно метнулись. Этот всполох задел какой-то нейронный узел в фокинском мозгу, и в кабинет начальника он вошел объятый тяжелым раздумьем, на автопилоте пересказал собранные материалы. Генерал выслушал внимательнее, чем он сам недавно слушал своих подчиненных.
– Значит, все сходится – и чемоданчик и взрывчатка? – Мясистой ладонью Ершинский массировал затылок. У него была гипертония и периодически мучили головные боли. – Только где же эта бомба лежала столько лет? И почему объявилась именно сейчас?
Фокин пожал плечами, как недавно Дьячко.
– Будем выяснять.
– Выясняйте... Как супруга?
– Адекватно ситуации, – не очень вежливо ответил майор.
– Ну да, ну да... А у меня сейчас был Атаманов... Он же из бывших наших... Спрашивал, может, помощь нужна. Финансовая или другая... Нам бы хорошо ремонт сделать, компьютеров подкупить, может, машину новую... Но если он крепко у тебя на крючке сидит, то лучше держаться на дистанции. А если нет, дело другое – пусть спонсирует!
Ершинский смотрел испытующе, он вроде советовался, хотя по сути это был никакой не совет, а завуалированная подсказка. Очень тонко завуалированная. Запиши кто сейчас разговор – не придерешься.
– Пусть побережет деньги. Пригодятся на передачу в камеру, – угрюмо проговорил Фокин. Он не любил, когда из него делают явного дурака. Ершинский это знал и действовал всегда неявно, щадил самолюбие. Психолог!
– А вот это ты зря! Он и так пожаловался, что ты его перед референтом унизил...
В сознании Фокина будто молния полыхнула. Вот что послужило спусковым крючком Наташкиной драмы! Вот в чем состоит его наглость, вот за что ему преподан наглядный урок!
– Что с тобой? – как сквозь вату, донесся голос генерала. – Ты белый как мел!
– Голова закружилась.
– Это плохо. Возьми отпуск, посиди дома, отдохни, за женой поухаживай.
В столь напряженный момент начальник может проявить трогательную заботу только в одном случае: когда хочет развалить дело. Сейчас Фокин отчетливо понял: Атаманова ему не отдадут. Под самыми законными и благопристойными предлогами.
– Спасибо, уже все прошло.
В коридоре он встретил Чуйкова.
– Ну, как документы? Действительно взрывные? Тот махнул рукой.
– А что толку? Начальство головами крутило, крутило, а потом говорит: сейчас этому нельзя давать ход. Политический момент не подходящий. Так что зря мы шкурами рисковали! Достать всех этих гадов у нас руки коротки!
Фокин скрипнул зубами. Если бы он пришел домой раньше и встретил Наташу у подъезда... Тогда в больнице бы лежала не она, а напавшие на нее ублюдки. В больнице? Нет, скорей всего в морге... Ну что ж, ладно! Он принял решение.
Вернувшись к себе, Фокин запер дверь кабинета и отпер сейф. Достал куракинский перстень и заготовленные постановления на криминалистическую и химико-токсикологические экспертизы. Постановления разорвал на мелкие клочки и сунул в карман, потом порылся в столе, нашел предметные стеклышки, выдавил на одно светло-желтую капельку из перстня, накрыл другой. Капелька размазалась и стала почти бесцветной.
Одевшись, он вышел на улицу, позвонил из таксофона, потом подъехал ко Второму мединституту и передал стеклышки ожидавшему на углу человеку.
– До вечера сделаешь?
– Как получится. Но постараюсь. Подъезжай часов в восемь.
Попрощавшись с собеседником, майор отправился на ближайший вещевой рынок.
– Турецкий золото! Падхады, налитай!
Сразу за воротами переминался с ноги на ногу старый цыган в потертой дубленке. На груди у него болтался кусок картона, обтянутый черным бархатом, в прорезях сверкали отполированные латунные перстни-печатки.
– А вот кому дешево, гражданины. Очин дешево и красиво. Подходи, не пожалеешь, – бормотал он скучным замерзшим голосом, косясь на застывшего перед ним майора Фокина.