Подставная фигура

Потом они с Догоняйло снова шли по улице, вперед и выше, все вперед и выше. Они были гордые, смелые и сильные. Потому что улица принадлежала им, и город принадлежал им, и страна тоже принадлежала им. Они были хозяевами своей страны. И хозяевами жизни.

– Там лох какой-то сзади тащится, – сказал Догоняйло. – Один. Давай его сделаем? Лобан согласно кивнул головой:

– Давай. Пусть знает, сука, где ходить.

Они синхронно развернулись на сто восемьдесят градусов, красиво развернулись, как в кино, и пошли навстречу неизвестному лоху. Лобан сперва засомневался, поскольку лох оказался громадным мужиком, не вызывающим желания затевать с ним драку.

Но Догоняйло уже выдвинулся вперед, надевая на руку тяжелый шипастый кастет, и Лобан, следуя приемам нехитрой тактики уличных драк, стал обходить мужика справа.

Тот остановился. Внимательно посмотрел на друзей.

– Здорово, ребята, – сказал он низким глуховатым голосом.

– Здорова моя корова, – остроумно ответил Догоняйло, подступая вплотную.

Лобан аж зашелся от смеха, аж за живот схватился. Но смотрел внимательно: Догоняйло мастерски работал кастетом. Раз! – и тыква потекла или совсем лопнула... А глупый мужик стоял себе, как баран, явно не понимая, что его ждет.

– Кто из вас Лобанов? – спокойно спросил он. До Лобана не успел дойти смысл фразы. Он увидел, как Догоняйло и этот мужик одновременно дернулись, и в следующее мгновение раздался отчетливый тошнотворный хруст. Но хрустел почему-то не череп, а – рука. Рука Догоняйло. Мужик держал ее за предплечье, аккуратно сворачивая кисть, в то время как сам Догоняйло корчился где-то внизу, захлебываясь в утробном вое.

– Ты – Лобан? – Мужик встряхнул неестественно вывернутую руку.

– Нееееее... – провыл Догоняйло.

Мужик отпустил кисть и взмахнул ногой, будто пенальти пробил. Бесформенная фигура отлетела к мусорным бакам и распласталась на мокрой мостовой.

– Здорово, Лобан! Я тебя давно ищу...

Мужик медленно надвигался, буравя его маленькими медвежьими глазами. Всем своим обликом он напоминал разъяренного, поднятого из берлоги медведя.

Лобан сунул руку в карман. Стволов они с собой не брали: зачем стволы на отдыхе? А вот перо он всегда таскал, на всякий случай.

Раздался щелчок, выкинулось из потного кулака мутное лезвие, но уверенности не прибавило: все равно что с обрезом одностволки против танка...

– Брось! – приказал мужик страшным голосом. И Лобан бросил свою последнюю надежду.

– А ты не такой дурак, как кажешься, – похвалил мужик, и у Лобана появилась надежда, что все обойдется. – Пойдем, поговорим по душам...

Железная рука вцепилась в подмышку, вздернула слегка и, как крюком подъемного крана, потащила на огороженный квадрат стройки. Лобан скосил глаза вверх. Огромный мужик разглядывал его с отстраненной брезгливостью, как филин прижатую когтистой лапой крысу.

– Слышь, возьми бабки. – Пошарив за отворотом куртки, Лобан вытащил несколько смятых стодолларовых купюр. – Если мало, я еще принесу...

Рука с деньгами судорожно шарила по кожаному боку мужика. Но тот предложением не заинтересовался.

Братва знает, что признаваться нельзя никогда и ни в чем. Но сейчас Лобан нарушил это непреложное правило.

Да. Да. Он все вспомнил. Да. И как рвал ей волосы, когда вместе с Мазом тащил в бойлерную. Да. Белый полушубок. Она не успела закричать. Да. Били по спине, груди, животу, он сам и бил. Нет, он не помнил, сколько раз. В почки. Да. В солнечное сплетение. Да, это он говорил ей: «На мужниных кишках висеть будешь». Да. Да. Он снял колготки, трусы, сапоги... Да. Он первым, потом Маз... Да...

Да. Лобан многое вспомнил. Каждое «да» сопровождалось тяжелым, как молот, ударом. В темноте пустыря лицо мужика казалось ужасающей маской смерти. Да. Да. Да. Лобан каждый раз падал в грязь, и каждый раз он его поднимал и снова спрашивал: «А помнишь?..» Да! Да!.. Лобан давно распростился с собственными яйцами и почками, свободно болтались перебитые ребра, от дикой боли он несколько раз обоссал штаны и чуть не перекусил надвое язык. Да!! Да!!

Но он хотел жить. Без языка, без почек, без яиц. Только жить. Он умолял.

А мужик казался таким же спокойным, как и вначале, он не орал и не дышал в лицо. Он размеренно выколачивал из Лобана жизнь, как пыль из ковра. Сам Лобан делал это много раз, но тогда он отнимал жизнь у других, а рядом одобрительно гудели дружки. Теперь жизнь по каплям забирали у него. Рядом никого не было, братва осталась далеко, Догоняйло отдает концы под мусорными баками, здесь только пустырь, луна и забитые сваи... И свежий чистый воздух, которым не надышишься...

– Не убивай... не надо, пожалуйста... – прохрипел Лобан, чувствуя, что еще удар, и – все, конец, кранты. – Я больше никогда не буду. Я лучше отсижу сколько надо... Только оставь...

Мужик полез в карман. Лобан сжался. Но тот достал картонную пачку, извлек сигарету, бросил в рот, поднес зажигалку... Но не прикурил. Бросил короткий взгляд на бесформенное тело, пожевал сигарету.

– Ну и как? Тебе понравилось трахать мою жену? Что молчишь? Отвечай! Отвечай, а то хуже будет! И правду!