О боже! Неужели я это сказала? Я что, действительно за однополую любовь? Скорее всего, данная проблема меня не касается в принципе. Если два человека любят друг друга и хотят пожениться, какая разница, двое мужчин они или две женщины? Наверное, это было сказано для того, чтобы Джоди доверилась, почувствовала мое смирение, если… не то чтобы она… а все-таки… в общем, на всякий случай мне бы хотелось, чтобы она знала — ее мать не против… даже несмотря на то, что против, конечно же, на самом деле — против. Господи, я запуталась.
Джоди молчит и не отвечает. Повисает неприятная тишина, хочется молиться о том, чтобы никогда не услышать признания дочери в том, что она… та самая. Спешно меняю тему, чтобы разговор не зашел в дебри, не открылось нечто, принять которое я пока не готова.
— О поэзии, кстати. Ты Эмили Дикинсон читала? Вот это скучно по-настоящему.
9. Нора
Что ж, вот и наступил мой сороковой день рождения, мой проклятый сороковник.
Может, если бы я осталась в постели, то все еще была тридцатидевятилетней. Печально, не правда ли? Надо быть действительно старой, чтобы желать оставаться тридцати девяти лет от роду. Но вместо того чтобы зарыться в подушки, я оказываюсь в офисе и вот уже направляюсь в конференц-зал на какую-то бесполезную встречу, где придется вести разговор об улучшении имиджа наших продавцов. У меня нет времени на это. На столе ждут прочтения два выпуска «Вог» и новый номер «Латина», на мониторе моего компьютера, подключенного к Интернету, открыта страница моего банка, с которой я оплачиваю счета, и мне надо позвонить и заказать два места на семинар по пластической хирургии.
Подойдя к конференц-залу, я обнаруживаю, что дверь закрыта. Снова опоздала, думаю я, как и всегда, в общем, и они начали без меня. Я потихоньку толкаю дверь, намереваясь проскользнуть внутрь, чтобы присоединиться к собранию, не привлекая внимания и действуя как можно тише. Джилл мне ничего об опозданиях пока не говорила, но с каждым разом ее лицо становится все строже. Знаю, знаю, не так уж трудно успевать вовремя, но это удается крайне редко. Может, потому что я так ненавижу подобные встречи. В девяти из десяти случаев это пустая трата времени. Каждый говорит, только чтобы услышать собственный голос, придумывает любую чушь — лишь бы казаться занятым, знающим все о предмете (в котором на самом деле ни хрена не понимает). Короче, им лишь бы за умных сойти.
Я поворачиваю дверную ручку, толкаю дверь и в этот момент все находящиеся в зале кричат: «Сюрприз!» Черт подери! — думаю я, оглядывая зал, — здесь толпа народа из нашего департамента. И все сгрудились вокруг стола. Пожалуйста, скажите мне, что это все неправда, что это происходит не со мной…
Я еще раз быстро окидываю помещение взглядом и пытаюсь изобразить некое подобие невинного величия. Наконец встречаюсь глазами с Брендой, которая улыбается мне. Становится ясно, что все это затеяла она. Убью гадину, покалечу за то, что она организовала это сборище. Так и быть, оставлю жить, если только подружка не растрезвонит миру о том, сколько мне исполнилось лет.
— Ребята! Спасибо вам! — говорю, стараясь поддать голосу энтузиазма, в то время как все, чего мне действительно хочется, это забраться под стол, словно пятилетней девочке, и решительно не вылезать до тех пор, пока кошмар не развеется. — Это так мило.
Между своими лучезарными улыбками я бросаю на Бренду такой взгляд, что она должна понять — за содеянное придется заплатить.