Минуты шли в молчании, и я уставился на круглый столик кафе, внутренне движимый своими словами и переживаниями. Я ощутил то же настоятельное желание, которое подгоняло меня во время первой попытки писать: потребность распутать клубок своих идей и внятно изложить их; объяснить то, что, возможно, лучше было бы оставить без объяснения.
То, что я писал, всегда было моим созданием, та же участь постигла и Грейс, когда я попытался понять ее через Сери. Ее второе «я», моя удобная Сери стала ключом к ее реальности. Мне никогда не дано было понять Грейс, однако теперь появилась Сери, и при помощи этого шаблона мне, пожалуй, удалось кое-что понять в Грейс.
Острова Архипелага Мечты были всегда со мной, и Сери, как призрак, всегда сопровождала мое влечение к Грейс.
Приходилось упрощать, чтобы унять внутреннее волнение; я знал слишком много и понимал слишком мало.
В центре всего находился абсолют. Я обнаружил, что всегда любил Грейс. Я сказал ей:
– Я действительно сожалею, что тогда все пошло наперекосяк. Это не твоя вина.
– Неправда.
– Мне все равно. Виноват был я. Но все это уже в прошлом, – у меня появилась мучительная мысль, что разлуку можно как-то определить с помощью моей рукописи. Может ли это быть так просто? – Что нам теперь делать?
– Что ты хочешь. Поэтому я здесь.
– Я должен уйти от Фелисити, – сказал я. – Я живу у нее только потому, что мне не остается ничего другого.
– Я же сказала тебе, что переезжаю. Если удастся, еще на этой неделе. Хочешь попробовать жить со мной?
Когда я понял, что она сказала, меня пронизала дрожь возбуждения. Я представил себе, что мы снова будем спать друг с другом.
– А ты что думаешь насчет этого? – спросил я.
Грейс коротко усмехнулась. Мы никогда по-настоящему не жили вместе, хотя провели вдвоем множество счастливых дней. Но у нее всегда было собственное жилище, а у меня свое. В прошлом у нас появлялось намерение съехаться, но мы всегда восставали против этого, может быть потому, что знали друг друга с худшей стороны и каждый мог надоесть другому. Позже потребовалось очень немного, чтобы разойтись.
Я сказал:
– Если я буду жить с тобой только потому, что мне некуда пойти, ничего не выйдет. Ты же знаешь.
– Нельзя так смотреть на это; иначе затея обречена на неудачу, – она подалась вперед и сжала мою руку. – Я выдумала это сама. И сегодня я приехала сюда, потому что приняла решение. Я тогда сошла с ума. И сама была виновата, что бы ты ни говорил. Но я изменилась и верю, что ты тоже повзрослел. Прочь от тебя меня погнал эгоизм.
– Буду очень рад, – сказал я, и внезапно мы поцеловались, протянули руки над столиком и обнялись. При этом мы столкнули на пол кофе Грейс; чашка упала на пол и разбилась. Мы вытерли разлитый кофе бумажной салфеткой, а потом хозяйка пришла с тряпкой.
Мы вышли на холодную улицу Кастлтона и пошли по тропе, которая вела в холмы. Примерно через полчаса мы вышли к опушке леса, откуда открывался вид на всю деревню. Я взглянул на стоянку и увидел, что задняя дверца «вольво» открыта. За время нашего отсутствия подъехало еще несколько автомобилей, они выстроились в ряд возле нашего. Между ними стоял «триумф» Грейс; она говорила мне, что умеет водить, но все время нашего знакомства, у нее не было своей машины. Мы посмотрели вниз, на толкавшуюся возле автомобиля маленькую семью.
– Я не хочу сегодня встречаться с Фелисити, – сказала Грейс. – Я слишком многим ей обязана.
– Я тоже, – сказал я. Сказал правду – в моем нерасположении к сестре ничто не изменилось. Моя неприязнь была так сильна, что желание никогда больше не видеть ее не покидало меня. Я все время думал о том, как самодоволен Джеймс и как покровительственно держится Фелисити, и зависеть от них, паразитировать на Фелисити для меня было нестерпимо. Я восставал – и отвергал все, что они мне предлагали.
На склоне было холодно, с горных пустошей и болот высокогорья дул ветер. Грейс прижалась ко мне.
– Мы можем куда-нибудь пойти? – спросила она.
– Я бы охотно провел с тобой ночь.
– Я тоже… но у меня нет денег.
– У меня их достаточно, – сказал я. – Отец кое-что оставил мне, и я живу на это вот уже целый год. Поищем гостиницу.
Пока мы спускались к стоянке, Фелисити и остальные снова ушли. Мы написали записку и сунули ее под стеклоочиститель, а потом поехали на машине Грейс в Бакстон.