Подумай об этом завтра

А вот сомовская секретарша Лариса, сидевшая за соседним столом вместе с женихом, напротив, показалась Басову невзрачной. В офисе она блистала: накладные ресницы, перламутровые губы, взбитые кудри. Теперь же, с хвостиком и без боевого раскраса, была похожа на серую мышку. Спасал только бюст шестого размера! Как раз на него сейчас и пялился ее жених. Староверов, похоже, был влюблен прежде всего в него, а уже после в хозяйку этого самого бюста. Старший инженер по кадрам млел от грудастых женщин, о чем свидетельствовало то обстоятельство, что и на рабочем столе компьютера, и на телефонной заставке, и на ручке, и на чашке у Димы Староверова были барышни а-ля Памела Андерсон. Фото самой бывшей спасательницы Малибу украшало дверь его кабинета. Причем бедняге Староверову приходилось постоянно обновлять «иконостас», поскольку обитавший в соседнем кабинете Сомов не мог спокойно пройти мимо него и пририсовывал Памеле то усы, то павлиний хвост, а то монашескую рясу.

Чащин сидел в стороне ото всех, сверкая очками и глянцевой поверхностью ноутбука. Этот с похмелья не страдал, поскольку не пил, а только курил, и вид имел бодрый.

– Салют, Сом! – поприветствовал он Санька. – Где тебя носило?

Санек не ответил: то ли побоялся, что выдаст себя голосом, то ли просто не посчитал нужным. Чащин, мелкий, тощий, прыщавый, выглядел лет на семнадцать (тогда как ему было тридцать), и его мало кто из незнакомых людей воспринимал всерьез. А вот коллеги его очень уважали! Даже большой босс.

– Опять, что ли, надрался, чудило? – хмыкнул Чащин.

– Пшел ты, – бросил ему Санек, проследовав к столу, за которым восседал заместитель Сомова Бродский. Естественно, влекло его туда желание не побеседовать, а выпить джину. На остальных столиках его уже не осталось.

– Андрей Юрьевич, доброе утро, – расплылся в улыбке Самуил, а его жидкая бороденка заколыхалась, как ивняк на ветру. – Как самочувствие?

– Не видишь разве, что фиговое, – ответила за Санька Басов. – Плохо человеку. Голова сильно болит. Так сильно, что ни говорить, ни громких звуков слышать не может.

– Мигрень, – закивал Бродский.

– Похмелье! – хохотнул Чащин, не отрывая близоруких глаз от экрана.

– Да он головой вчера обо что-то стукнулся, – выпалил Леша, заметив, как рука Санька привычно опустилась на затылок. – Так сильно, что болит нестерпимо и память будто отшибло… Да, Сомов?

«Сомов» согласно кивнул.

Староверов вдруг вскочил со стульчика и ринулся к Саньку с воплем:

– Я все понимаю, Андрей, но ты должен извиниться!

Тот недоуменно уставился сначала на Басова, затем на Староверова.

– За что извиниться? – решил уточнить Леша.

– За то, что вчера схватил Ларису за грудь! Это недопустимо!

Глаза Санька затуманились – видимо, вспомнился этот приятный момент. Басов ткнул его в спину:

– Сомов, извинись!

Санек опустил голову и прошептал:

– Прошу прощения.

Староверов не ожидал такой быстрой победы – Сомов никогда так покладисто себя не вел, а особенно с ним, Староверовым, которого считал дурачком. Он, как и Басов, был принят на работу благодаря родственным связям. И если Леша хотя бы имел специальное образование, то Староверов окончил музыкальное училище по классу домры, и без протекции ему удалось бы получить в их фирме разве что место курьера.

– А не выпить ли нам? – подал голос Бродский. – Всем вместе!

– За мир, дружбу, жвачку? – подал реплику Гуревич, дожевавший ножку, но еще не осиливший багет.

– И за здоровье нашего дорого шефа!

Ничего другого от лизоблюда Бродского ожидать не приходилось, но все согласились с ним выпить за здоровье шефа, тем более что шеф показался из недр палатки и, потягиваясь, поднимался на ноги.

– Топай давай отсюда, – зашептал на ухо Саньку Басов. – Если босс сейчас к тебе подсядет и начнет дела обсуждать, тебе конец! Раскроют в два счета.

Санек, хватанув бутылку с джином, поднялся из-за стола и нетвердой походкой зашагал прочь.

– Куда это он? – полюбопытствовал Коля Гуревич.

– Да, ты куда? – спросил у Санька Чащин. – Опять в реченьке плескаться? Тогда поаккуратнее, а то вчера, говорят, еле тебя выловили…

– За камышами он, – встрял Басов.

– На фига тебе, Сомов, камыши? – обалдел программист.

Только Басов хотел что-нибудь придумать, как Чащину ответил сам Санек:

– Не мне. Ей! – И указал на Анжелку.

– А ей на фига?

– Вместо цветов. А то кувшинки долго не простоят, а камыши сколько хошь.

И ушел. «Трейдовцы» удивленно смотрели ему вслед, и особенно ошарашенно Анжела, ведь Сомов никогда за время их романа не дарил ей ни цветов, ни сувениров. На праздники давал крупную купюру и говорил: «Купи себе что-нибудь!» – а ей, может быть, хотелось, чтобы он сам… Пусть недорогое, зато от души… «Как эти камыши!» – в рифму закончила свою мысль Анжела и довольно улыбнулась.

* * *