Подумать только!..

Мое отношение простое. Хороший работник? – ноги тебе буду мыть и помогу всем, чем могу. Плохой? – пшел на фиг, и уважать тебя не за что.

Когда глупость сочетается с навязчивостью и апломбом, тогда трудно. Ты крайне вежлив до того и после того, но во время того получается плохо – твоя психика сейчас работает в другом режиме.

Опыт по тыканью иголочкой в обнаженный нерв кончится с предсказуемым результатом. Вообще большинство ведущих и собеседников – люди совершенно адекватные, не говоря о талантливых. Чувствуют и понимают. Но есть варианты.

Замечания и реплики ведущей были излишни по содержанию и не попадали в ход мысли по глубине, так сказать. А поскольку темп речи ведущей – тормоз, и как сбитый синхрон ее реплики попадали в последующую фразу вместо предыдущей паузы – эффект получился весьма глупый: сказать ради поговорить.

Это все равно что операционная сестра (важнейшая фигура!) четыре раза подряд пихнет хирурга под руку: напомнить, чтоб он лучше оперировал. Такую сестру убьют. Или наблюдатель четыре раза пихнет прицеливающегося снайпера: давай стреляй, цель видна. Снайпер вернется без наблюдателя.

Интервью – не дискуссия. Дискутируешь с равным. Интервью даешь воспринимающему. Еще только спорить с девушками о жизни.

Диалог приобрел характер: «Да не трясись ты, пожалуйста!» – «Нет, а вот и потрясусь!»

Это сейчас смешно, а в процессе ни фига не смешно. При отрывании пятой лапки блоха теряет слух. После четырехкратно повторенной просьбы не мешать мне договорить – в мозгу со звоном слетел рычажок, мир вспенился, я швырнул в стену то скромное, что имел под рукой – микрофон и кружку – и выскочил вон, обратившись с жалобой на ведущую непосредственно двери. Так обзывались в старинных романах и в детском саду.

Очень хорошие там микрофоны. Очень чуткие. Все ловят.

Улыбка

Откройте «Любовь Свана» Пруста, первые страницы, и прочтите про улыбку доктора Котара. Доктор не был умен, и на лице его постоянно бродила неуверенно-насмешливая улыбка: она могла мгновенно измениться в веселую или сочувственную гримасу, когда из дальнейшей речи собеседника он решал, как его понимать.

У меня ощущение, что через такую улыбку визави мои слова не проникают, отскакивают, отражаются.

Ну и финал

И все-таки я молодец. Ведь никого не убил. Даже не покалечил. Будучи в состоянии аффекта. За такое состояние суд оправдывает. Только анализы на гормоны сдать вовремя – сразу. Если вспомнишь.

Каялся бы потом – страшно. Загубил молодую жизнь. А так рекламу сделал. И даже не за спасибо.

Проносясь по коридору, я увидел открытую дверь Главного, влетел и заорал: «Ты – видел?! Что там было?!» Он смотрел в монитор компьютера, и в тот момент я решил, что это он смотрит передачу из студии.

– Что случилось?! – развернулся он.

– Ты видел?! – закричал я.

– У тебя же эфир!! – закричал он.

– Ты видел?! – орал я.

– Немедленно в студию!! – зевсоподобно орал он, указуя.

– Да?!

– Немедленно!!! – (это он)

– Тогда меняй ведущую!!! – (это уже я)

– Ведущая останется!! – (он)

– Тогда меняй гостя!! – (я)

С чем и выскочил, слыша вслед: «Стой сейчас же! Тогда – ку-ку!» Чего он кукует, подумал я еще, не понимая слов. Схватил в гостевой плащ, никого не видя и повторяя в атасе: «Кусок дерьма! Кусок дерьма!» (привожу салонную версию любви к ведущей). И, как писали в старинных романах, молниеносно лишил присутствующих своего незабываемого общества.

А выпил я в первом же шалмане сто пятьдесят коньяку, подышал, прогнал полчаса рысью. И поехал на следующий эфир. В телевизор. Спорить с депутатом о сносе пятиэтажек. Назначено, ждали, отменять нельзя. И все прошло нормально.

Говорит Москва!

Через день-другой мне позвонила милая девушка Ксения с радио «Говорит Москва» и пригласила на передачу: поговорить о реновации пятиэтажек, выборах во Франции и «ну, и затронуть о вашем случае на “Эхе Москвы”».

Привезли на своей машине. Вдвоем с ведущим в студии, 35 минут чистого эфира.

И с самого начала ведущий обозначает:

– Уже несколько дней прошло после того, как произошло то, что произошло в студии «Эха». Вы как сейчас смотрите на то, что было? – И в сторону смотрит.

Это напоминает речь застенчивой монашки про половой акт: ну, вы понимаете, о чем речь, но произнести нельзя.

Далее полчаса я на все лады объясняю «то, что произошло» примерно так, как написано выше. В паузах ведущий возвращается в исходную точку: как насчет самоосуждений и извинений? М-да – железная воля Миледи не давала д’Артаньяну отклониться от цели разговора. И при этом, что характерно – ведущий смотрит в окно аппаратной, в стенку, пол, стол, а на собеседника, меня то есть, старается не смотреть.

Я спрашиваю:

– Меня перед передачей проинформировали, что мы будем говорить про пятиэтажки и выборы во Франции – так будем?

Не хочет. Ну – он банкует. Когда у тебя нет к передаче конкретно важной намеченной информации – то быть спокойным естественно, отвечай себе на любые вопросы.

А перед перерывом на новости он объявляет: