Подвал

Быстро соображая, я направилась по самому короткому маршруту. Но выходить пришлось опять-таки через мой магазин. Времени было мало, но я все успевала. Пока, не услышала непонятные всхлипы в примерочной. «Но, кто, же это может быть? Подвал закрыт изнутри, Олеся пребывает в беспамятстве. Неужели моя загадочная тень в ночной рубашке может испытывать какие-либо эмоции?» – подумала я. И в то же время некогда было анализировать внутренние терзания моей потусторонней коллеги. Если сейчас не уйти, будет поздно.

Но я не смогла просто пройти мимо.

Я приоткрыла шторку плотной ткани примерочной, осторожно. А вдруг это притворство? Хотя как-то глупо, могла бы просто меня поработить, или оглушить. Но она и не думала оборачиваться, сидела на стуле, прижав к себе ноги. Точно хотела, закрыться, свернувшись в клубок.

– Эй, что с тобой? – Я старалась держаться на расстоянии, даже отошла на несколько шагов прежде, чем заговорить.

– Уходи отсюда, ты свободна. А мне никогда не сбежать от него. Как он меня тяготит своей маниакальной заботой! Даже успел достать меня на том свете.

Но это было только прологом ее пламенной речи. А подобные томимые покаяния я уже слышала раньше, и много. Так говорят бедные, несчастные папины дочурки. У них все есть, но они хотят еще, и еще, проверяют папулю на прочность. Но выйдя в реальный мир, встречают нормальных людей. И сталкиваются с тем, что родительские деньги не могут обеспечить их всем. Дружба, любовь, уважение – их нельзя приобрести, проведя кредитной картой по терминалу. И начинается протест: меня никто не любит и не понимает. А их родители так и скачут возле них: что же еще ты хочешь?

Итак, ее бессмысленные завывания продолжались бы, наверное, до утра, поэтому я решила прервать ее душераздирающую историю.

– А теперь послушай меня. Тебе кажется, что отец тебя чересчур опекает, да, возможно, и так. Ты называешь это вечным твоим проклятьем. Считаешь, что лучше бы ты вообще росла без отца. Ну так послушай очевидца.

Перед тем как начать, я запустила в нее вешалкой. А что? Она ничего не чувствует, но все равно это ее немного остудит. Такой своего рода спасительный удар в живот.

Я рассказала свою историю. Про маму, про отца, про мертворожденного брата. Я не особенно обращала внима6ние на то, как она реагируют. Только подводя, итоги увидела, что она стоит и смотрит на меня сострадающим взглядом.

– Прости меня.

– За что?

– Меня никогда вот так не встряхивали. Я поняла, что я сама испортила свою жизнь. Папа, конечно, перегибал палку со своей любовью, но я была для него дороже всего на свете. И я постоянно раньше жаловалась. Мои подруги если и пытались переубедить меня, то я находила в их историях только свои плюсы. Мама с папой постоянно на работе, значит, больше свободы.

– Меня жалеть не надо, я слишком долго тратила свое время на жалость к самой себе. Я приняла и отпустила.

– Я тоже хочу отпустить, и пока ты говорила, у меня появилась идея. Олеся ведь не отстанет, так?

– Так. И что ты предлагаешь?

– Я вселюсь в нее, пока она в бессознательном сне, и постараюсь притормозить ее пробуждение, а ты в это время подожги здесь все. Здесь очень много средств от комаров, жуков и прочей мелкой живности, а они имеют свойство воспламеняться.

– Ты, что предлагаешь мне убить ее?

– Нет, когда возгорание будет уже не предотвратить, я вытолкну ее. А сама обрету свободу.

– Давай попробуем, тебе не страшно обретать этот вечный покой?

– Ну, я же так всегда стремилась к независимости.

Все было уже почти на мази. Орудия от насекомых в аэрозолях и впрямь неплохо разгорались. Некоторые взрывались. А поскольку магазин был завешан одеждой, то, в конце концов, пламя перекинулось на стены. Можно было двигаться к выходу.

– Поторопись, Олеся вот-вот очнется.

– Прощай, ты теперь останешься в моем сердце.

– Передай, пожалуйста, отцу…

Она не успела закончить, Олеся пробудилась. И судорожно начала носиться по комнате, где был источник возгорания. Она схватила манекен на палке и начала сваливать одежду в кучу, видимо, чтобы сократить локализацию горения. Но все ее старания были тщетными, горел весь подвал. Я подбежала к ней, потащила ее к выходу, но в самый последний момент у двери, она меня переборола и начала затаскивать обратно в огонь. Нашептывала, что еще не поздно. Я наглоталась дыма и уже смутно соображала, потемнело в глазах. Последнее, что я видела, – мое отражение в зеркале в ночной рубашке до пола.

Эпилог.

Очнулась я тогда на улице. Надо мной склонилась медицинская сестра и слушала мое дыхание через фонендоскоп. Я захотела встать и резко села. Меня качнуло, и она поспешила на помощь:

– Девушка, вам нельзя вставать. Вы чудом спаслись. Пожарные нашли вас на ступеньках. А через несколько минут послышались взрывы. Сейчас устраняют последние очаги горения. Предположительно случилось замыкание в проводке. Та, другая девушка… мне очень жаль, но ее спасти не удалось.

– А мне нет, – я произнесла это шепотом.

– Что вы сказали?

– Ничего, я должна подняться. Помогите, мне, пожалуйста.