Бьорн благословил свое принятое некогда решение сделать подвальное окно достаточно большим.
В пустом оконном проеме окровавленное лицо Бьорна напоминало морду бездомного кота, ищущего на ночь убежища после драки. Он просунул в проем обе руки и, ухватившись изнутри за углы рамы, продвинулся вперед. В какой-то момент ему показалось, что он не пролезет полностью и застрянет. Но плечи постепенно, сантиметр за сантиметром, проходили внутрь. Вид огня, трепетавшего позади закопченной заслонки парового котла, дал ему небольшую крупицу надежды. Со скоростью улитки он продолжал продвигаться, скребя носками ботинок заснеженную неровную землю снаружи. Жар подвала понемногу высушил его куртку, разбухшую от растаявшего снега; материал сжался, и это облегчило продвижение. К тому же Бьорн, чувствуя, что освобождение близко, удвоил усилия.
Наконец он протиснулся в окно полностью и упал на мешки с картошкой, откуда скатился к основанию котла. Теперь можно было отдохнуть. Бьорн с облегчением вытянулся и прикрыл глаза, чувствуя, что сердцебиение снова замедляется.
Прежде чем в глазах у него снова помутилось, ему показалось, что он видит на стене движущуюся картинку, как в кино. Неровный горизонт зимнего пейзажа, утопающего в ночной темноте… Крошечная фигурка, бегущая, не разбирая дороги, в надежде на спасительное убежище — и не знающая, что бежит прямо в пасть кровожадного огра…
Удастся ли ему предупредить Анжелу? Или за ней уже захлопнулась ловушка? Скорее всего, да. Эта чертовски романтичная женщина наверняка даже о ней не заподозрила. А Крагсет и Йохансен — сумеют ли они разгадать подоплеку дела?..
Бьорн закрыл глаза. Уже на пороге забытья он одними губами произнес имя Анжелы.
Глава 32
Анжела с первого взгляда влюбилась в деревянный дом близнецов, дом их детства, принадлежавший их отцу, а раньше — деду и, несомненно, многим поколениям предков до него. Бальдр с гордостью сообщил ей, что с тех давних пор в доме почти ничего не изменилось. Бальдр жил, как и его предки, по-простому. В доме не было ни электричества, ни водопровода.
Но это оказалось не единственным поводом для удивления: войдя в дом, Анжела продолжала удивляться чуть ли не на каждом шагу. И даже если ее хозяин старался сделать все, чтобы облегчить ей жизнь в подобных условиях, она привыкала к ним не без труда.
Дом был столь же суровым внутри, сколь очаровательным казался снаружи. Небольшие низкие двери запирались на обычный деревянный засов. Входя, Бальдр вынужден был сильно наклоняться; круглая выемка в середине верхней перекладины свидетельствовала о том, что он — а до него наверняка и многие другие — не раз об этом забывал.
Собачья свора жила в сенях, отделенных от большой жилой комнаты — skali — тонкой дощатой перегородкой. Щели между досками были достаточно широкими, чтобы пропускать тепло и запахи. Анжела быстро привыкла к запаху псины, пропитавшему весь дом. По ночам то и дело слышалось рычание собак, грызшихся между собой, или отрывистый лай одного из животных во сне — должно быть, им снились огромные заснеженные пространства.
Оба вожака своры — Сколл и Хати — постоянно оспаривали друг у друга главенство. Бальдр называл их «псами луны»; это было одно из его выражений, которые восхищали Анжелу.
В центре комнаты был очаг — широкое прямоугольное углубление в полу. Бальдр сжигал в нем огромные бревна целиком. Если ему нужно было что-то в противоположной части комнаты, он просто перешагивал через огонь. Кроме одной кровати в комнате была еще дополнительная — в алькове с дверцами, запиравшемся, как шкаф. У стены с множеством маленьких окон в квадратных деревянных переплетах стоял мощный деревянный стол, вдоль которого тянулись скамьи. Анжела сразу выбрала себе место — за одним из концов стола, где можно было сидеть, прислонившись спиной к выемке в стене, образовавшейся от прикосновения десятков других спин. Одна из стен комнаты была сплошь в книгах; они стояли на грубых деревянных открытых полках со скошенными краями и так плотно примыкали друг к другу, что не было видно переплетов — одни лишь корешки, некоторые сильно пожелтевшие.
Когда Бальдр хотел процитировать Анжеле что-нибудь из «Старшей Эдды», он брал очки для чтения, всегда лежавшие на углу стола, снимал с полки книгу, и тут же с ним происходила удивительная метаморфоза: лесной варвар превращался в ученого отшельника, одержимого мифологией и поэзией. С первых же часов знакомства с ним Анжела поняла, что это один из тех маргиналов, которые словно замкнуты в своих отдельных вселенных. Его страсть к чтению подобного рода, развившаяся благодаря полному одиночеству, носила характер некой безобидной мании. Во всяком случае, явно безобидной для Анжелы, пребывающей на седьмом небе от счастья, — единственной зрительницы, из первого ряда лож наблюдающей за этим необычным представлением, так сильно отличающимся от всего, что она видела раньше.