— Клевер, пожалуйста, не надо, — прошептала она. Я не хотела смотреть ни на то, что он делает, ни на то, что он собирается сделать, но не могла отвести глаз от этой пары. Сердце у меня колотилось, пальцы онемели.
— Эгоистичная дрянь, — рявкнул он и ударил ее по щеке. Дрянь? Да, именно так он сказал, хотя это слово совершенно не вязалось с его обликом. Пощечина эхом отозвалась в комнате. Фиалка с шипением вдохнула сквозь сомкнутые зубы и ухватилась за щеку.
— Как смеешь ты так говорить со мной после всего, что я для тебя сделал? Мы — семья. Не забывай об этом!
Я похолодела. Он хочет, чтобы я стала членом этой семьи, и собирается держать меня здесь. Но у меня уже есть семья — родители, с которыми я, выходя из дома, не сочла нужным попрощаться, брат, с которым спорила перед уходом.
Фиалка выпрямилась, подняла голову, и что-то внутри нее изменилось. Глаза потемнели, и она плюнула Клеверу в лицо.
— Мы — не семья, а ты — псих, — выкрикнула она, пытаясь вырвать у него руку.
Сквозь его сомкнутые челюсти вырвался гортанный звук, в котором не было ничего человеческого. Я бы отбежала, но страх приковал меня к полу. Он с силой толкнул Фиалку, она упала и заплакала от боли.
— Уберите ее от меня, — заревел Клевер, размахивая руками. Глаза у меня расширились от ужаса.
Мак вскочила и схватила со стоящего рядом со мной столика салфетки и флакон с дезинфицирующим гелем. В комнате я заметила еще несколько таких флаконов — на книжной полке, на тумбе в кухне и на телевизоре. Мак протерла лицо Клевера и отдала ему флакон. Он выдавил гель себе на ладонь, начал втирать в кожу лица. Роза и Мак переглянулись. Я не понимала, что означают их взгляды, но твердо знала, что мне это не нравится.
Он повернулся к Фиалке, и она стала медленно пятиться, пока не уперлась спиной в стену. Я сглотнула.
Склонив голову набок, он полез в карман и вытащил нож. Я замерла.
— Что? — прошептала я, безуспешно пытаясь отвести глаза от ножа. Почему невозможно отвернуться, когда перед вами происходит нечто ужасное? Как будто мы все запрограммированы наказывать сами себя.
— Нет, пожалуйста. Клевер, прости, пожалуйста, не надо, — умоляла Фиалка, вобрав голову в плечи и выставив перед собой руки. Он покачал головой. Я слышала его тяжелое дыхание. Мне была видна лишь половина его лица, он смотрел холодно и бесстрастно.
— Ты прав. Очень сожалею. Мы — семья. Вы — моя семья, и я об этом на секунду забыла. Пожалуйста, прости мне мои слова. Мне не следовало в тебе сомневаться, — она покачала головой. — Ты всегда все делал в наших интересах. Если бы не ты, мы бы, наверно, уже погибли. Ты спас нас. Ты только и делаешь, что заботишься о нас, а я дурно обошлась с тобой. Я очень, очень сожалею об этом.
Он, казалось, стал выше ростом от гордости, склонил голову, взгляд его смягчился. Что это было? Неужели достаточно погладить по шерстке его раздутое невротическое самолюбие, и это даст шанс на спасение?
Я затаила дыхание, секунды тянулись одна за другой. Было слышно только тяжелое дыхание Клевера и Фиалки. Роза и Мак стояли, широко раскрыв глаза, в ожидании его решения.
Наконец он убрал нож. Роза, расслабившись, первая опустила приподнятые плечи.
— Я прощаю тебя, Фиалка, — сказал Клевер, повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты. Я наблюдала за происходящим, вытаращив глаза и не смея вздохнуть от страха. Губы пересохли, в носу пощипывало от лимонного запаха.
Роза, Мак и Фиалка молча сидели на диване. Я стояла как вкопанная.
Глава 3
— Что это было? — прошептала я, глядя на тяжелую, окованную железом дверь подвала.
— Это моя вина. Зря я его разозлила, — произнесла у меня за спиной Фиалка.
Я сжалась от ужаса и повернулась к ней.
— Твоя вина? Но ты же все правильно сказала! Неужели он действительно собирался заколоть тебя? — Мне хотелось, чтобы хотя бы одна из них ответила «нет». Но все молчали.
— Иди сюда, присядь, Лилия. Мы ответим на все твои вопросы, — сказала наконец Роза, поглаживая трясущуюся руку Фиалки.
Не слишком-то мне хотелось узнавать что-то еще.