Подвальная станция

— Уходи отсюда! Убирайся отсюда! Я спасал тебя. Я спасал тебя от Администрации. Все это проклятое утро я занимался твоими делами, Петрос потратил целый день, прикрывая твою задницу, и ты совершенно прав — это психопроверка, и ты просто провалился, сынок, просто провалился! Я не доверяю тебе! Я больше не могу тебе доверять, пока не увижу, где ты есть. Ты идешь по лезвию, по страшно острому лезвию. Если она появится снова, ты выставишь ее и позвонишь Дэнису немедленно!

— А что насчет Джордана?

— Теперь ты хочешь милостей?

— А что насчет Джордана?

— Я ничего не слышал о том, что они запрещают телефонные разговоры. Но ты играешь с этим, сынок. Ты в самом деле играешь. Перестань нарываться. Больше не нарывайся.

— Что по поводу ребенка у тебя не было определенных намерений. И что ты предпринял со своей стороны надлежащие предотвращающие меры в отношении ребенка.

— Не в отношении ребенка! А в отношении гнусных поступков, которые ты совершаешь по отношению к ней, Янни, в отношении всей этой проклятой программы, всего твоего проклятого проекта! Ты сводишь с ума, накачиваешь препаратами и устраняешь с ее пути все человеческое, Янни. Ты уже не человек!

— Ты забыл о своей перспективе, мальчик, ты совершенно потерял способность взглянуть на вещи профессионально! Ты примешиваешь в обстановку свои личные проклятые опасения. Ты интерпретируешь, а не наблюдаешь, ты не выполняешь свое назначение, ты потерял объективность, и ты отстранен от проекта, сынок, ты отстранен от проекта, пока ты не вернешься сюда с ясной головой. А теперь выметайся отсюда! И не беспокой меня больше этими подростковыми проектами, пока не решишь свою задачу. Убирайся!

— Я не знаю, что я мог сделать?

Он дрожал. Он снова весь дрожал, когда Грант подошел к дивану и дал ему стакан. В нем постукивали кубики льда. Он сделал глоток, а Грант присел рядом с ним, держа дощечку.

Пусть пройдет несколько дней. Янни зол. Он успокоится.

Он затряс головой. Сделал беспомощное движение стаканом и моментально устремил взгляд на свою руку, когда струйка жидкости задела вену, и холод пронизал его внутренности.

— Возможно, — произнес он наконец, — возможно, Янни прав. Может быть, я действительно то, что он сказал: конструктор со сборочной линии, поступающий как осел.

— Но это не так.

— Янни не оставил камня на камне в моих двух последних разработках. Он был прав, черт возьми, все действительно развалится, и они будут совершать самоубийства.

Грант протянул к себе дощечку и написал:

Не бросай это дело. А затем продолжил: Дэнис в свое время сказал, что Ари действительно верила в твои Способности. А ты принимал на веру ее слова. Ты всегда считал, что у тебя склонность к Образованию. И это так. А Ари хотела, чтобы ты участвовал в Разработке. Я недоумеваю, почему.

Его затошнило, когда он прочитал это.

Грант писал: Ари чертовски много зла причинила тебе. Но она никогда не отказывалась посмотреть твою работу.

— Меня отстранили от проекта, — сказал он. Потому что это не являлось новостью для Безопасности и тех, кто подслушивал. — Он говорит, что я ненавижу ребенка. Это неправда, Грант. Это неправда. Это неправда.

Грант стиснул его плечо.

— Я знаю это. Я знаю это, и они, и Янни. Просто идет психопроверка. Он записывал тебя на пленку.

— Он сказал, что я провалился, не так ли?

— Ради Бога, проверка еще не закончена. Ему нужна была реакция, и ты выдал ему себя.

— Я помню, что я говорил. — Он сделал второй глоток, все еще дрожа. — Я помню, что я имел в виду. Я не уверен, что достаточно знаю Янни, чтобы предугадать, как он понял мои слова.

— Янни доброжелателен. Помни это. Помни это.

Он старался помнить. Он написал: Вопрос в том, на чьей он стороне?

Конь наклонил голову и взял горсть зерна с ладони Флориана.

— Посмотри, — обратился он к Кэтлин, — посмотри, какой он дружелюбный. Он только боится незнакомцев. Хочешь погладить его?

Кэтлин очень осторожно протянула руку. Конь отступил.

Отдергивая руку, Кэтлин все равно улыбнулась.

— Он умный.

Свиньи и цыплята совершенно не произвели впечатления на Кэтлин. Она с отвращением смотрела на цыплят, когда те столпились у стены, и с некоторой тревогой отступила от поросят, когда они бросились к кормушкам. Тогда она сказала, что они тупые, а когда он объяснил, какие они толковые во всем, что касается еды, она возразила, что они не превращались бы в бекон, если бы умнее распоряжались тем, что съедают.

Она сказала, что коровы выглядят сильными, но не слишком заинтересовалась ими.

Однако Конь вызвал первую настоящую улыбку, которую когда-либо Флориан видел на ее лице, и она залезла на изгородь и смотрела, как они играют с Конем, и как он фыркает и вскидывает голову.

— Мы не собираемся съедать конских детей, — сказал Флориан, влезая на ограду рядом с ней. — Он — рабочее животное. Это означает, что они не для еды.

Кэтлин поняла это так же, как принимала многое, то есть без комментариев, однако он заметил, что она кивнула головой, что означало ее согласие.