— Мы пообедаем завтра! Приводи ее! Только заставь ее замолчать!
— Она — не из этих проклятых эйзи!
— Придержи язык! Что это за разговоры!
— У тебя есть внучка! У тебя есть я, слава Богу, а тебе совершенно наплевать!
Истерические рыдания со стороны Глории.
— Я не собираюсь говорить об этом сейчас! Вон!
— Ну и черт с тобой! — Джулия заплакала. Глория продолжала вопить. Джулия схватила Глорию и выволокла ее за дверь.
Джейн стояла в тишине, ощущая тошноту. У Джулии появился характер. И она чуть не нанесла ущерб Проекту. Другой девочке не полагалось находиться тут. Они по-прежнему старались выдерживать свою линию. Небольшие изменения в самовосприятии, пока оно формируется могут привести к серьезным результатам. Если начало правильное, Ари прекрасно сама справится с отклонениями на дальнем конце.
Но Ари росла одна.
Так что теперь этот проклятый Проект расстроил все планы Джулии. Потому что мать раздражала Джулию, в матери гнездились все проблемы Джулии, именно в материнстве намеревалась преуспеть Джулия, поскольку знала, что это — единственная область, в которую великолепная и известная Джейн Страссен только вносила беспорядок, а Джулия была уверена, что сможет отлично справиться. Джулия считала себя лишенной детства, так что она склонялась в другую крайность, баловала ребенка подарками: и маленькая точно знала, как добыть у матери все, что угодно. Ей нужна была твердая рука и месяц жизни вдали от матери, пока не стало слишком поздно.
Поразительно, насколько внимателен может быть взгляд со стороны.
Снова были датчики. Флориан ощущал легкое волнение. Он робел перед большими зданиями и боялся сидеть на краю стола. Он смог ответить, когда Инспектор спросил его, куда устанавливать датчик номер один. Прямо напротив сердца. Он знал это. У него была кукла, на которую он мог цеплять датчики. Но для игры их было не так много.
— Правильно, — сказал Инспектор и потрепал по плечу. — Ты — очень хороший мальчик, Флориан. Ты очень умный и очень быстро все делаешь. Ты можешь мне сказать, сколько тебе лет?
По мере того, как он будет становиться больше и умнее, правильный ответ будет означать больше пальцев. Сейчас он должен показать большой палец и еще один, и еще один, и остановиться. Что было трудно сделать, не показав и остальные. Когда он делал все правильно, он всем своим существом ощущал удовольствие. Инспектор обнял его.
Когда процедура заканчивалась, ему всегда давали конфету. И он знал ответы на все вопросы, которые задавал Инспектор. Он ощущал волнение, но это было приятное волнение.
Он только хотел, чтобы конфету ему дали сейчас, а о датчиках забыли.
Ари была страшно возбуждена. У нее было новое платье: красное, с блестящим узором спереди и на рукавах. Нелли причесывала ей волосы, пока они не начали потрескивать и разлетаться, черные и блестящие, и тогда Ари, полностью одетой, пришлось слоняться по гостиной, пока маман и Олли будут готовы. Маман выглядела очень высокой и очень красивой, в сверкающем серебре, и серебро в ее волосах тоже выглядело очень красиво. Олли тоже шел красивый, одетый в черное, как обычно носят эйзи. Олли был особый эйзи. Он всегда с маман, и если Олли что-то скажет, Ари должна слушаться.
Она слушалась, по крайней мере, сегодня, потому что маман и Олли собирались взять ее на Праздник.
Там должна собраться много больших людей. Она пойдет туда, а потом Олли отведет ее к Валери на детский праздник.
Валери — это мальчик. Сиры Шварц. Эйзи последят за ними, а они будут играть и там будет мороженое за маленьким столом. И другие дети. Но больше всех ей нравится Валери. У Валери такая стеклянная штучка, через которую нужно смотреть, и тогда видны узоры.
Больше всего она надеялась, что там будут подарки. Иногда бывали. Поскольку все разодеты по-особому, могут быть и в этот раз.
Это было необычное событие — пойти туда, где собирались взрослые. Идти по коридору в нарядном платье, держась за руку Маман, хорошо себя вести, поскольку все от тебя этого ожидают, и не причинять беспокойства. В особенности, когда можно рассчитывать на подарки.
На лифте они спустились вниз. В холле она увидела много высоких эйзи: эйзи носили в основном черное, чаще, чем другие цвета; и даже если не носили, она всегда могла сказать, кто — эйзи. Они были не похожи на маман или дядю Дэниса, они выглядели как эйзи. Иногда она прикидывалась, что она — одна из них. Она ходила очень тихо, и стояла прямо, и глядела очень прямо, как Олли, и говорила маман: «Да, сира». (Но не Нелли. Нелли всегда просто говоришь «да»). Иногда она прикидывалась, что она — маман, и она приказывала Нелли:
— Постели мне, Нелли, пожалуйста. — (А однажды велела Олли: — Олли: черт возьми, я хочу пить. — Но это была нехорошая фраза. Олли принес ей питье и рассказал маман. И маман сказала, что это некрасиво, и что Олли не должен для нее ничего делать, когда она грубит. Так что вместо этого она сказала: — Черт возьми, Нелли.).
Маман провела ее через холл сквозь толпу эйзи и через дверь, около которой стояло много народу. Одна женщина сказала: