— Попрошу всех выйти из комнаты, всех, кроме вас, миссис, — повелительным тоном произнес врач. — Чем могла быть вызвана подобная аллергическая реакция у вашей дочери?
— У нее аллергия на мед, доктор. Но клянусь вам, она прекрасно знает об этом и никогда не ест его!
— А на другие продукты у нее аллергии нет?
— Несколько лет назад Эйприл делали все возможные аллергические пробы, но результат был отрицательным.
— Значит, остается мед. Ну что же, посмотрим, нужно ли везти вашу дочь в больницу или мы с мистером Кертисом сможем справиться своими силами.
Осмотрев уже пришедшую в себя Эйприл, он измерил ей давление и, оставшись удовлетворенным полученным результатом, сказал:
— Десять кубиков внутривенного вливания, и вечером ваша дочь наверняка сможет танцевать на балу.
Оставив доктора наедине с дочерью, миссис Лоусон прошла в прилегающую к спальне Эйприл гардеробную и, увидев там изрезанное на куски платье, поняла, что ожидала увидеть что-то подобное.
«Патрисия! Это могла сделать только Патрисия. Бедная девочка, она совсем сошла с ума от ревности, но, несмотря на то что она сотворила с Эйприл, я испытываю к ней только жалость. Она так красива, но как же черна ее душа, если она отважилась на подобную мерзкую выходку!»
— Послушай меня, Патрисия. Я абсолютно уверен, что все это твоих рук дело, хотя у меня и нет прямых доказательств. Сейчас возле Эйприл два доктора, и оба они опасаются за ее жизнь.
— Ты забываешься, Дэнис! Я здесь абсолютно ни при чем! Лучше поинтересуйся у повара, из каких продуктов он приготовил сегодняшний завтрак. Я тоже, между прочим, неважно себя чувствую, хотя и не падаю при этом, как некоторые, в обморок.
— А ее платье? Ведь это ты изрезала его!
— Сначала докажи это, а потом уж приходи ко мне с обвинениями.
Когда Дэнис вышел, Патрисия победно усмехнулась: «Сработало! Наконец-то я смогла отомстить за себя! Отомстить за все годы пренебрежения и унижений!»
— Вирджиния, ты уверена, что приступ скоро закончится?
— Не волнуйся, Лайонел. Я звонила доктору Смитсону, он наблюдает Эйприл с пяти лет и наизусть знает все, что касается ее аллергии. Твой доктор уже говорил с ним и сейчас поставит Эйприл вторую капельницу. Уверяю тебя, что через пять-шесть часов наша дочь будет в полном порядке.
— Начало бала через четыре часа. Она так ждала его… И я даже не могу представить себе, что ее не будет на нем!
— С Эйприл все будет хорошо, Лайонел, уверяю тебя. Но ты лучше подумай о том, где нам взять подходящее для нее платье.
— Платье… — задумчиво произнес лорд Барнслоу. — Кажется, у меня имеются кое-какие соображения…
Через полчаса он попросил Вирджинию следовать за ним.
— Ты что, успел съездить в Лондон, дорогой? Или в твоем доме целая коллекция подвенечных и бальных платьев?
— Нет, конечно, но кое-что я все-таки нашел и думаю, что это «кое-что» понравится тебе.
Увидев разложенное на кровати платье, Вирджиния замерла в восторге.
— Лайонел! Но откуда?
— Это платье моей матери, леди Маргарет Барнслоу. В нем она венчалась с моим отцом, и с тех пор никто и никогда не надевал его. Оно сшито из старинных французских кружев. Думаешь, оно подойдет Эйприл?
— Оно чудесно, Лайонел! Никогда еще я не видела ничего прекраснее! Эйприл будет в восторге, уверяю тебя.
Глава 19
Оглядывая собравшихся в бальном зале, Патрисия со злорадством отметила про себя, что Эйприл, по всей видимости, так и проведет этот вечер и эту ночь в постели. С начала бала прошло уже два часа, а ее не было видно.
Она переходила от одной группы гостей к другой, упиваясь при этом взятой на себя ролью хозяйки дома.
«Странно только, что дядя такой невозмутимый и спокойный, — промелькнула тревожная мысль. — Ни словом не обмолвился со мной о том, что произошло с его ненаглядной Эйприл. А где, интересно, ее мамочка? Наверняка сидит возле своей дочки и делает ей припарки на раздутое от аллергии лицо…»
Представив себе эту сцену, Патрисия довольно хихикнула: «А как им, интересно, понравилось изрезанное на куски платье? Теперь оно годится только для одной роли, — зло усмехнулась про себя Патрисия, — роли половой тряпки».
Осознание своего триумфа наполнило ее тело необычайной легкостью, и она впервые подумала о том, что вполне могла бы променять чувство сексуального удовлетворения на ощущение собственного превосходства над поверженными врагами.
Разговаривая с герцогиней Рочестер, Патрисия ощутила вдруг странное волнение. Внезапно по залу пробежал шепоток, и, инстинктивно обернувшись, она подумала вдруг, что глаза обманывают ее, что она спит и видит страшный сон.
— Этого не может быть! — прошептала она чуть слышно. — Я ведь сама видела ее опухшее, покрытое красными пятнами лицо! Я сама изрезала на куски ее платье!
На залитой светом площадке второго этажа прекрасная, как богиня, в белом кружевном платье стояла Эйприл. Судорожно сжав бокал с шампанским, Патрисия, впрочем, как и все остальные присутствующие здесь гости, не могла отвести от нее зачарованного взгляда. Странная тишина повисла в зале, и хотя длилась она не более нескольких секунд, Патрисии она показалась вечностью.