Подвеска Кончиты

– Первый путь! – крикнул Сергей Вешкин.

– Давай быстро!

Сквозь распахнутую дверь они выскочили на перрон.

– Папа!

Вячеслав Алексеевич замер.

– Папа, я здесь!

Не успев осознать, что происходит, он почувствовал, как кто-то повис на его шее.

– Людмила… – Вячеслав Алексеевич порывисто обнял дочь. – Девочка моя родная… Как ты? С тобой ничего не случилось?

Поднявшись на цыпочки, она отрывисто целовала отца:

– Ничего… со мной… не случилось…

Потом вдруг отстранилась и внимательно вгляделась в его лицо:

– Послушай, а что ты здесь делаешь?

– Узнал про убийство и немедленно вылетел самолетом. Я волновался.

– Глупый, – она прижалась к его груди, а потом, оглянувшись, представила: – Знакомься. Ирина Закаблук, моя соседка по купе.

– Очень приятно. Вячеслав Алексеевич, – произнес он, не отрывая взгляда от дочери. – Людмила…

– Что, папа?

– А почему у тебя кроссовки на босу ногу? И вид какой-то потрепанный. В чем дело? – Вячеслав Алексеевич озабоченно оглядывал дочь. – Я не понимаю…

– Мы на минутку за мороженым из вагона… – Дайнека сообразила, что не сможет сейчас рассказать все. Поверх его плеча она с ужасом наблюдала за тем, как к платформе прибывает поезд Москва – Красноярск. Отец хотел обернуться, но она силой удержала его в объятьях.

– Я сам принесу вам мороженого, – Вячеслав Алексеевич достал бумажник. – В шоколаде или в стаканчиках?

– Только не в вафельных! – хором закричали девушки.

Уже направляясь за мороженым, он с удивлением обернулся.

– Лучше с шоколадом, – убедительно проговорила Дайнека.

– Или с джемом, – добавила Закаблук.

– Понял: с шоколадом и с джемом, – Вячеслав Алексеевич заторопился к киоску.

– Поверил, – Дайнека простуженно шмыгнула носом.

– Угу… – подтвердила Ирина и съежилась. – Холодно.

К ним подбежал Вешкин:

– Здравствуйте, не опоздаете?

– Здравствуй, Сережа. Отца ждем, – Дайнека кивнула в сторону Вячеслава Алексеевича.

Тот, запыхавшись, подбежал и сунул в руки дочери пакет:

– Здесь мороженое, газировка, зефир – все, что было!

Потом обернулся к Вешкину:

– Что?

– Порядок. Потом расскажу.

Дайнека поцеловала отца:

– Ну, мы помчались! А ты теперь куда?

– Я – самолетом в Москву. Бегите, не то опоздаете!

Проводив дочь взглядом, Вячеслав Алексеевич дождался, пока тронется поезд, и обернулся к Вешкину:

– Ну?

– Поговорил. К счастью, именно он занимается этим делом. Из-за режима секретности поедет с ними до Красноярска. Обещал держать в курсе.

– Как его имя?

– Дмитрий Ломашкевич.

Вячеслав Алексеевич смотрел на удаляющийся состав.

– Второй раз провожаю этот же поезд. Дай бог, последний…

– А вот в этом я не уверен, – прищурившись, сказал Сергей Вешкин и, заметив недоуменный взгляд шефа, спросил: – Вы ничего не заметили?

– Нет. А в чем дело?

– Да так, мелочи… Просто, когда вы обнимали дочь на перроне, их поезд еще не прибыл на станцию Омск.

– Господи… – потрясенно прошептал Вячеслав Алексеевич и в изнеможении оперся на Вешкина.

* * *

– Ты иди, а я к девочкам загляну!

Дайнека оглянуться не успела, как Ирина уже заскочила в купе проводниц. Удивленное лицо Верочки тут же исчезло за дверью, которую предусмотрительно закрыла проворная журналистка.

«Интересно, какой была реакция на наше исчезновение?» – с этой мыслью Дайнека прошла к себе.

На столике все так же громоздилась гора фантиков. В проеме незакрытой двери возник Ломашкевич.

– Хорошо, что не спите. Не хотел будить, а пришлось бы…

– Что еще случилось? – Дайнека изо всех сил старалась поддерживать иллюзию постоянного присутствия в купе.

– А где ваша попутчица? – не ответив, поинтересовался следователь.

– Вышла.

– Куда? – его лицо посерьезнело.

– Не могу знать. Может быть, в туалет.

– Его еще не открыли – санитарная зона города Омска, – Ломашкевич поморщился. – Дотошная, как вша портошная.

– Какая вошь?

– Не вошь, а вша. Бабка моя называла таких, как ваша соседка. На перроне в Омске я разговаривал с Вешкиным. Он просил присмотреть за вами.

– Я в этом не нуждаюсь, но поговорить с вами хочу.

– Давайте поговорим.

Собравшись с мыслями, Дайнека начала:

– Утром я не вспомнила. Растерялась.

– Так, так, так… Слушаю вас, – Ломашкевич закрыл дверь. – Садитесь.

Она села.

– На самом деле той ночью произошло много загадочного и непонятного.

– А именно?

– Например, Кринберг…

– Что Кринберг?

– Выбегал из купе. При этом явно был не в себе, словно что-то случилось. И Казачков тоже…

– Выбегал?

– Нервничал, а потом ни с того ни с сего ударил Верочку.

Ломашкевич нетерпеливо спросил:

– Так что там случилось? Он открыл окно, проводница сделала замечание, и он ударил ее?

– Именно так описала все сама Верочка, – ответила Дайнека. – Но было еще кое-что. Казачков это делал не раз.

– То есть?

– Примерно в час ночи я видела, как он открыл окно и что-то хотел выбросить.

– Что именно? Разглядели?

Дайнека покачала головой, затем понизила голос:

– Хотел выбросить, а когда заметил меня, удалился.

– Да-да, Казачков говорил: в купе было душно, и он стоял у окна.

– Я хорошо видела, он открыл окно и хотел что-то выбросить, – упрямо повторила Дайнека.

– Что еще вам запомнилось?

– Круглов, пассажир из восьмого, подслушивал под дверью второго купе.

– За это в тюрьму не сажают.