Подвеска пирата

Но в скором времени охотников скрестить клинки с «ван Дорном» становилось все меньше и меньше. Кого он срубил, а кто и сам благоразумно убрался с его дороги. Тяжелая сабля Голштинца была сработана на заказ: она была длиннее кутласса и отменно сбалансирована. Наконец, мало кто из пиратов имел доспехи в отличие от Карстена Роде. Клинки англичан лишь отскакивали от его кирасы, а сабля Голштинца разила их наповал, разрубая едва ли не до пояса.

Но где же Дрейк? Увы, адмирала нигде не было. Похоже, он не рискнул оставить эскадру, чтобы отправиться в погоню за вероломным Голштинцем.

Вскоре в ходе схватки наметился резкий перелом. Поморы Ондрюшки во главе с Неданом, оставшиеся на «Русалке», перерезали абордажную команду англичан словно баранов. Неудержимый богатырь крушил головы своим ослопом и при этом пел (скорее орал) какую-то песню. Многим англичанам казалось, что это викинг-берсерк, что и вовсе смутило видавших виды головорезов.

Покончив с абордажной командой, поморы хлынули на фрегат, чтобы помочь голландцам. А помощь край как была необходима. С таким страшным противником, как они, англичанам еще не приходилось встречаться. Поморы прошлись по палубе фрегата стальным потоком, оставляя после себя горы окровавленных трупов. В конце концов англичане не выдержали этого ужаса и раздались крики о пощаде. Ондрюшка едва сдержал своих людей, чтобы те не вырезали всех до единого.

Затем началась обычная в таких случаях работа: мертвых сбросили на корм рыбам. Живых согнали в кучу, дали две шлюпки, приказали убираться и передавать привет Дрейку. Затем принялись перевязывать свои многочисленные раны. Но прежде Карстен Роде всех мало-мальски целых и здоровых погнал на «Русалку», чтобы перетащили весь ценный груз на фрегат. Что и было сделано весьма проворно.

Канаты, державшие «Русалку» на плаву, обрубили, и пинк медленно, словно нехотя, пошел ко дну. На глазах поморов, этих суровых, бесстрашных морских рыцарей, появились слезы. Нужно сказать, что и Карстен Роде почувствовал комок в горле. Он вдруг понял, что вместе с пинком уходило что-то очень важное для него.

— Палубу отдраить, обломки за борт, — поискав глазами и не найдя Клауса Тоде, капитан приказал де Фризу, и тот побежал исполнять.

Но где же боцман? Словно услышав немой призыв капитана, Клаус Тоде появился откуда-то сбоку. У него была перевязана голова, и он шел, слегка пошатываясь.

— Карстен, там тебя зовет Шелига, — сказал он просто, без чинов.

— Что с ним?! — встревожился Голштинец.

— Плох он. Очень плох, — угрюмо буркнул боцман. — Впору исповедаться...

Карстен Роде бросился в каюту, куда отнесли Гедруса Шелигу. Тот лежал с оголенным торсом и перебинтованной грудью. Глаза его были закрыты. Капитану очень не понравилось восковое лицо Литвина. Казалось, он уже отошел в мир иной.

— Что с ним? — шепотом спросил Голштинец у судового врача-голландца.

— Пуля из мушкета. Всю грудь разворотило.

— Выживет?

Врач сначала пожал плечами, а затем, немного подумав, отрицательно покачал головой.

— Умираю я... — вдруг послышался тихий голос Шелиги. — Вижу, вижу, вот она, смертушка моя... Стоит и скалится. Подожди немного, костлявая, я скоро... Капитан, пусть нас оставят одних... Я хочу кое-что сказать...

Карстен Роде мигнул, и врач вместе с боцманом вышли из каюты.

— Карстен, я хочу исповедаться...

— Гедрус, у нас нет священника.

— Он и не нужен... — Литвин дышал с большим трудом, на его синих губах пузырилась кровавая пена. — Я хочу тебе исповедаться... Виноват я перед тобой, сильно провинился. Дай слово, что простишь... отпустишь мой грех.

— Мне не в чем тебя упрекнуть. Ты настоящий друг и хороший боевой товарищ. Рано еще исповедоваться. Держись, Гедрус, держись!

— Дай слово!

— Ну, хорошо, даю.

На какое-то время Гедрус Шелига умолк, а затем, с трудом выдавливая из себя слова, произнес:

— Я мог бы и промолчать... И похоронили бы меня как человека. А так... боюсь, что бросите в море как собаку. Но я должен! Я это чувствую...

— Ты бредишь, Гедрус.

— Нет, капитан, нет. Я сейчас в ясном уме и при памяти. Помнишь таверну Капитана Свена? Так это я вас сдал. Конечно, тебя все равно не оставили бы на свободе... так решил король, но я мог тебя предупредить... Мог. А я продал!

Слова Гедруса Шелиги прозвучали как гром среди ясного неба. Человек, которому он, Карстен Роде, много раз обязан жизнью, — предатель?! Это не укладывалось в голове. Такого просто не может быть!

— Гедрус, ты бредишь!

— Ах, если бы... Карстен, ты дал слово.

— Не верю!

— Ты дал слово!

Голштинец обхватил голову руками и застонал, словно ему стало больно. Теперь слова Гедруса Шелиги дошли до его воспаленного мозга. Мозаика, над которой он бился долгие годы, в конце концов сложилась. Но все равно ему не хотелось в это верить.

— Я умираю, Карстен... — прошептал Шелига. — Дай руку...

Карстен Роде машинально протянул руку и Гедрус Шелига что-то вложил ему в ладонь.

— Удача тебе нужней... — сказал Литвин. — Храни... тебя... Госп... А-а!..

Он дернулся и затих. Его лицо вдруг стало отрешенным, неземным. Голштинец перекрестился, встал и вышел из каюты.