Подвеска пирата

Сейчас стол их усилиями ломился от еды и разных закусок. Февронья постаралась на славу. Не отличаясь изыском, все ее яства были отменного вкуса. Когда она готовила, стоя у печи, со стороны казалось, будто вдова колдует: пошепчет, пошепчет немного — бросит щепотку какой-то травки в горшок; послушает, послушает, как гудит в трубе, — добавит полешку, но только одну или две, а не охапку. И опять что-то пришептывает.

К слову сказать, и печь Фетка соорудил с трубой и вьюшками, а отделал ее муравлеными изразцами. На такое чудо съезжались смотреть все соседи- атаманы, что опять-таки к пользе — когда еще найти время для деловых разговоров. Да и не очень любили поморы по гостям шляться, тем более за сотни верст, пусть и водным путем.

Распаренный после бани Аникей Строганов был благодушен и не по-стариковски оживлен. За дорогу он проголодался, а потому на какое-то время забыл о цели своего приезда к Фетке, отдавая дань Февроньиным кушаньям. Для дорогого гостя она приготовила его любимое блюдо «борвину» — плотно уложенные в большом горшке рябчики, томленные в печи в собственном соку (уж Фетка-то знал вкусы своего бывшего хозяина!). А еще на столе красовались блины разные, четырехугольные калитки с творожной начинкой, курники с репой, шаньги, ягодники... утка с капустой, тетерева, томленные в печи. Рыба и вовсе находилась в полном изобилии. Из напитков радовало глаз доброе хлебное вино и заморская романея[52].

Но старик с аппетитом хлебал щи с крошенками — кусочками хлеба, накрошенными в ендову, да нахваливал:

— Вот шти, так шти! Давно таких не едал.

Фетка млел и радостно подмигивал стряпухе, облачившейся по такому случаю в богатый наряд его покойной жены — расшитый жемчугом сарафан-китайник из светло-зеленого бархата с галунами и ажурными серебряными пуговицами. Праздничный фартук из малинового кашемира был украшен по подолу черным бисером. В таком одеянии тихая и неприметная Февронья вдруг стала писаной красавицей, а хозяин неожиданно почувствовал в груди да пониже пояса какое-то странное томление.

Однако наваждение прошло очень быстро, потому как Зубаку в данный момент занимали совсем иные мысли и устремления: каким образом испросить у Строганова милости, чтобы тот походатайствовал за него о получении в оброк новых рыбных угодий. Но едва Фетка открыл рот, решив, что время для доверительного разговора настало, как Строганов отложил ложку в сторону, огладил седую бороду и строго молвил:

— Передохнем маленько. А заодно и посмотрим на спасенных тобой немчинов. Скажи, чтобы привели.

Фетка мигом выскочил из-за стола, выбежал на крыльцо и крикнул Ондрюшке:

— Давай их сюда!

Карстен Роде, штурман и боцман сидели во дворе на окоренных бревнах, дожидаясь своей участи. Их переодели в ношеную, но чистую одежду с плеча Фетки. В ней они чувствовали себя не очень ловко, особенно долговязый Карстен Роде — кафтанье сидело на нем как торба попрошайки на вороньем пугале, потому как Фетка Зубака хоть и не отличался высоким ростом, но зато в плечах был гораздо шире голштинца.

Когда спасенные датские купцы вошли в горницу и встали перед столом, Строганов впился в них цепким, по-молодецки острым взглядом. Его внимание сразу же привлек Карстен Роде, отличавшийся статью и какой-то внутренней независимостью, которая пробивалась даже через Феткины обноски.

— По-моему, то, что требуется... — пробормотал он себе под нос. — Фетка!

— Слушаю!

— Переведи, что я приветствую их в земле русской и приглашаю к столу.

«Стол есть, да не про их честь... — зло подумал про себя недовольный Фетка, но виду не подал, сказал все так, как требовал Строганов. — Это же сколько оголодалые немчики сожрут? Ужас! Эк, Февронья постаралась... Харчу столько понапрасну извела».

Карстен Роде сначала сдерживал себя. Но глядя, как невозмутимый Клаус Тоде и Ганс Дитрихсен вовсю работают челюстями, и сам начал наворачивать так, что за ушами трещало. Еда у московитов была восхитительна, а уж большая чарка двойного хлебного вина, выпитая в честь высокого гостя, и вовсе показалась ему бальзамом на душу.

Подождав, пока гости немного насытятся, старик сказал Карстену Роде:

— Нам нужны такие молодцы, как вы. Не пойдете ли ко мне в услуженье? Обижены не будете. Я Аникей Строганов. Слыхали? Переводи, Фетка.

Фетка с унылым видом перевел. Похоже, его надеждам получить премию за найденышей (точно морские разбойники!) сбыться не суждено. С Аникеем Строгановым не поспоришь и поперек дороги ему не встанешь — заломает, как медведь-шатун.

О Строганове бывший капер датского короля уже был наслышан. Новости на Балтике быстро распространяются. Говорили, он богат, как Крез. А значит, его приглашение на службу и впрямь достойно внимания. Однако у Голштинца были свои соображения на сей счет.

— Мы искренне благодарим вас за столь любезное предложение, но — нет, — твердо ответил Карстен Роде. — Починим пинк и поплывем в Копенгаген.

«Мне еще нужно кое с кем свести счеты», — мстительно подумал он, вспомнив наглую ухмылку Ендриха Асмуса. — Мне этот польский пес за все ответит».