Подвиг

"Поздравляю", - сказалъ Дарвинъ; послe чего очень искусно принялся ему рисовать судьбу грeшницы съ брюхомъ. "А тебя тоже вышибутъ, - добавилъ онъ. - Это фактъ". "Никто не узнаетъ, я все улажу", - растерянно проговорилъ Мартынъ. "Безнадежно", - отвeтилъ Дарвинъ.

Мартынъ вдругъ разсердился и вышелъ, хлопнувъ дверью. Выбeжавъ въ переулокъ, онъ едва не грохнулся, такъ какъ Дарвинъ очень удачно пустилъ ему въ голову изъ окна большой подушкой, а дойдя до угла и обернувшись, онъ увидeлъ, какъ Дарвинъ съ трубкой въ зубахъ вышелъ, поднялъ, отряхнулъ подушку и вернулся въ домъ. "Жестокiй скотъ", - пробормоталъ Мартынъ и направился прямо въ кондитерскую. Тамъ было полно. Роза, смугло-румяная, съ блестящими глазами, мелькала между столиками, сeменила съ подносомъ или, нeжно слюня карандашикъ, писала счетъ. Онъ тоже написалъ кое-что на листкe изъ блокъ-нота, а именно: "Прошу васъ выйти за меня замужъ. Мартынъ Эдельвейсъ", - и листокъ сунулъ ей въ ужасную руку; затeмъ вышелъ, съ часъ ходилъ по улицамъ, вернулся домой, легъ на кушетку и такъ пролежалъ до вечера. {121}

XXVI.

Вечеромъ къ нему вошелъ Дарвинъ, великолeпно скинулъ плащъ и, подсeвъ къ камину, сразу началъ кочергой подбадривать угольки. Мартынъ лежалъ и молчалъ, полный жалости къ себe, и воображалъ вновь и вновь, какъ онъ съ Розой выходитъ изъ церкви, и она - въ бeлыхъ лайковыхъ перчаткахъ, съ трудомъ налeзшихъ. "Соня прieзжаетъ завтра одна, - беззаботно сказалъ Дарвинъ. - У ея матери инфлуэнца, сильная инфлуэнца". Мартынъ промолчалъ, но съ мгновеннымъ волненiемъ подумалъ о завтрашнемъ футбольномъ состязанiи. "Но какъ ты будешь играть, - сказалъ Дарвинъ, словно въ отвeтъ на его мысли, - это, конечно, вопросъ". Мартынъ продолжалъ молчать. "Вeроятно плохо, - заговорилъ снова Дарвинъ. - Требуется присутствiе духа, а ты въ адскомъ состоянiи. Я, знаешь, только что побесeдовалъ съ этой женщиной".

Тишина. Надъ городомъ заиграли башенные куранты.

"Поэтическая натура, склонная къ фантазiи, - спустя минуту, продолжалъ Дарвинъ. - Она столь же беременна, какъ, напримeръ, я. Хочешь держать со мною пари ровно на пять фунтовъ, что скручу кочергу въ вензель?" - (Мартынъ лежалъ, какъ мертвый) - "Твое молчанiе, - сказалъ Дарвинъ, - я принимаю за согласiе. Посмотримъ".

Онъ покряхтeлъ, покряхтeлъ... "Нeтъ, сегодня не могу. Деньги твои. Я заплатилъ какъ разъ пять фунтовъ за {122} твою дурацкую записку. Мы квиты, - все въ порядкe."

Мартынъ молчалъ, только сильно забилось сердце.

"Но если, - сказалъ Дарвинъ, - ты когда-нибудь пойдешь опять въ эту скверную и дорогую кондитерскую, то знай: ты изъ университета вылетишь. Эта особа можетъ зачать отъ простого рукопожатiя, - помни это".

Дарвинъ всталъ и потянулся. "Ты не очень разговорчивъ, другъ мой. Признаюсь, ты и эта гетера мнe какъ-то испортили завтрашнiй день".

Онъ вышелъ, тихо закрывъ за собою дверь, и Мартынъ подумалъ заразъ три вещи: что страшно голоденъ, что такого второго друга не сыскать, и что этотъ другъ будетъ завтра дeлать предложенiе. Въ эту минуту онъ радостно и горячо желалъ, чтобы Соня согласилась, но эта минута прошла, и уже на другое утро, при встрeчe съ Соней на вокзалe, онъ почувствовалъ знакомую, унылую ревность (единственнымъ, довольно жалкимъ преимуществомъ передъ Дарвиномъ былъ недавнiй, виномъ запитый переходъ съ Соней на ты; въ Англiи второе лицо, вмeстe съ луконосцами, вымерло; все же Дарвинъ выпилъ тоже на брудершафтъ и весь вечеръ обращался къ ней на архаическомъ нарeчiи).

"Здравствуй, цвeтокъ", - небрежно сказала она Мартыну, намекая на его ботаническую фамилiю, и сразу, отвернувшись, стала разсказывать Дарвину о вещахъ, которыя могли бы также быть и Мартыну интересны.