Подвиг. 1941—1945

— Ты это всерьез? — удивился Бобров. — Ведь мартеновская печь — не отбойный молоток или станок токарный. Это там люди могут в одиночку рекорды ставить. А здесь плавку передают от смены к смене. Начал один, а заканчивает другой. Отношение к работе у людей разное: ты вот горячишься, а другой на все с холодком посматривает.

Но Алексей не унимался. Доказывал, что не в полную силу работают сталевары, по заниженным нормам, что можно снимать с квадратного метра пода печи гораздо больше металла.

— Надо варить скоростные плавки, — наступал подручный. — У тебя опыт большой, а я могу помочь график составить, рассчитать, на какой операции сколько времени можно выиграть. И со сменщиками договоримся.

И убедил Боброва. Но и здесь не успокоился. Хотелось, чтобы и на других печах сталевары действовали так же дружно. Пошел посоветоваться к секретарю партбюро…

Старания коммунистов не прошли бесследно. За стахановские сутки в один из январских дней 1936 года удалось дать стране 4200 тонн стали. Такого количества стали в одни сутки прежде не выплавляли.

1936 год стал по-настоящему счастливым для Алексея. В один из июльских дней вышел он на работу, как всегда, с лопатой в руках. Не успел принять смену от первого подручного, как подходит мастер:

— Принимай седьмую печь. Сталеваром будешь.

Смотрит на него Алексей и не верит: шутит, может быть?

— Поторапливайся, знай! — подтолкнул его мастер.

Тут он поверил. От волнения и радости не сошел, а слетел вниз. Осмотрел насадки, перекидные устройства, обошел и облазил весь агрегат и расписался в журнале:

«Принял печь № 7. Сталевар Грязнов».

Сбылась заветная мечта! С первых самостоятельных плавок работал старательно. Вопреки сомнениям некоторых управился. И не только на седьмой печи. Всюду получалось — на любом агрегате.

На комбинате одна за другой вступали в строй новые мартеновские печи. Хозяйство сталеплавильщиков разрасталось. Решили разделить его на два самостоятельных цеха. В одном партийным организатором избрали Грязнова. Доверие радовало. Но понимал, что ответственность легла на плечи большая. Теперь двойной спрос — и за людей, и за работу у себя на печи.

В соревновании сталеваров парторг удерживает первенство. Но товарищи вот-вот нагонят и знамя отберут. Правда, и бригада Грязнова не стоит на месте. Дело идет к рекорду. Обычно своды на мартенах в то время выдерживали без ремонта 80—100 плавок. А тут уже за стопятидесятую перевалило.

Газеты сообщают, что в Мариуполе сталевар Макар Мазай снимает 9—13 тонн стали с квадратного метра пода печи. Пишет он в «Правду», что готов помериться силами с лучшими сталеварами страны.

Пошел парторг Алексей Грязнов к инженерам:

— Давайте увеличим вес плавки до трехсот тонн!

— Возможно ли это? Ведь печи рассчитаны на стопятидесятитонную плавку.

— Но варим же мы на этих печах по двести тонн! — наступал парторг. — Только подину надо углубить да сделать раздвоенный желоб, чтобы плавку выпускать в два ковша. Почти вдвое больше стали дадим! Мазая догоним!

И добился своего. Взялись инженеры за чертежи и расчеты. А парторг тем временем собрал людей, чтобы составить ответ Макару Мазаю…

Продолжает расти партийная организация. Решено избрать в цехе партком. Работа парторганизатора признана удовлетворительной. Коммунисты единодушно заявили:

— Тебе, Грязнов, и парткомом руководить.

Хлопот с каждым днем прибавляется. Перед металлургами страны поставлена задача: давать в сутки не менее 60 тысяч тонн стали. Серго прислал телеграмму, спрашивает, сколько в счет этого количества дадут магнитогорцы. Решили бороться за пять тысяч тонн в сутки. Добились этой рекордной цифры. Теперь надо на таком уровне работать каждый день. Лозунг «За пять тысяч тонн стали в сутки!» Грязнов предложил сделать световым, поднять его на миксер и зажигать буквы каждый раз, когда заветная цифра будет достигнута. Все чаще и чаще вспыхивала по вечерам цифра «5 000», а потом и вовсе не гасла…

Но пришлось Грязнову на время расстаться с мартеновской печью. Его избрали секретарем райкома партии. Когда удавалось выкроить из райкомовских будней часок-другой, шел в цех, надевал спецовку и становился к печи. Говорил:

— Тянет к мартену, здесь новых сил набираюсь.

Свою главную профессию очень ценил, гордился ею.

В автобиографии, написанной в 1938 году, отметил:

«Имею свой рекорд — дал плавку за 6 часов 30 минут. Из сталеваров на работу в райком выдвинут пленумом осенью 1937 года. Я страшно полюбил профессию сталевара и хотел работать у печи, у огня».

К огню тянуло и теперь. На комбинате готовили к пуску первую печь, оснащенную автоматикой. Убедил всех — отпустили с партийной работы осваивать первую в стране автоматизированную мартеновскую печь. Он был словно создан для огневой работы металлурга.