Бедная женщина, пораженная его проницательностью, словно вытащенная из воды рыба, несколько раз глотнула воздух, напрасно стараясь произнести хотя бы слово.
Немец грубо схватил ее за руку, резко дернул и закричал:
— Я спрашиваю вас! Сейчас же отвечайте!
Рядом с ним стоял молчаливый тип со шрамами, держа палец на гашетке автомата.
Полногрудая продавщица отрывисто вздохнула и неуверенно ответила:
— Нет, я не взволнована.
— Тогда почему вы так внимательно смотрели туда?
Когда он показал пальцем на Жюля Грака и Мари-Те, страшилище с автоматом наставило на них оружие и шагнуло к ним.
Продавщица немного пришла в себя и пояснила:
— В этом нет ничего удивительного. Эти молодые люди остались на том месте, где вы их сейчас видите, как только услышали приказ не двигаться. Они так и застыли на месте, даже не пошевелились с того времени. Я и смотрела на них, надо же куда-нибудь смотреть.
Немец ничего не сказал, поднялся на площадку с мебелью в сопровождении своего молчаливого телохранителя.
— Ваши документы, будьте любезны, — сказал он, приближаясь к Мари-Те и Жюлю Граку.
Они молча встали.
Немец сделал знак Жюлю Граку отойти в сторону и протянул руку к дверцам шкафа.
Жюль Грак закрыл глаза: сейчас все кончится.
Положение спасла Мари-Те. Невольным, едва заметным движением всего тела она преградила немцу доступ к шкафу и с наивной улыбкой спросила:
— Вы не лишите нас удовольствия видеть вас завтра вечером, полковник? Я имею в виду муниципальную оперу… Меня пригласили туда вместе с отцом.
Молодо и очаровательно улыбаясь, Мари-Те смотрела на немца, который оставил попытку открыть дверцы кухонного шкафа и удивленно обернулся к ней.
— Вы меня знаете, мадемуазель? — спросил он и поклонился.
Мари-Те ответила по-немецки:
— Разумеется, господин фон Шульц. Мой отец доктор Буч, и многие из наших знакомых рассказывали мне о вас. Так что заочно я хорошо знаю вас, хотя никогда не видела.
Ганс фон Шульц снова поклонился. Глядя ему в лицо своими блестящими зелеными глазами, девушка продолжала:
— Я очень рада такой встрече. Никогда бы не подумала, что мы познакомимся во время выполнения вами служебных обязанностей.
— Поверьте мне, мадемуазель, для меня это большая честь и награда.
По-немецки Жюль Грак не знал ни слова, он только посматривал на Мари-Те, на ее прищуренные блестящие глаза с пушистыми, выгнутыми ресницами и слушал, как она ворковала, словно горлица. Она расстегнула шубку и как будто устремилась навстречу гауптштурмбаннфюреру.
Противоречивые чувства охватили Жюля Грака. С гневом и горечью подумал: «Тоже мне сирена, ишь как заливается!» Потом его мысли потекли в другом направлении. «Она воплощение жизни, юности, женственности». И в то же время не мог не признать: «Это ей мы будем обязаны своей жизнью — и я и этот русский».
Но в мозгу его работал на разных волнах радиоприемник: вот ты слышишь фразу, внезапно она обрывается где-то посредине, потом вмешивается чужой, незнакомый голос и говорит что-то свое.
«Откуда она его знает?»
Теперь он уже не мог думать ни о чем другом. «Она знает его. Как случилось, что она с ним знакома? Ведь она никогда мне о нем не рассказывала…»
Глухая тревога охватила Жюля. Она его знает!
До него вдруг дошли слова Мари-Те, он слышал их словно сквозь сон. Жюль вздрогнул. Речь шла о нем. И действительно, разговаривая дальше по-французски, Мари-Те отрекомендовала его фон Шульцу.
— Жюль, познакомься с господином фон Шульцем. Это наш студент, любимец факультета и убежденный сторонник нового порядка. Будущая элита новой Европы, которую вы строите. Немного рассеянный, но масса других блестящих достоинств. А это, Жюль, шеф немецкой полиции нашего города.
Жюль Грак пришел в себя и поклонился полковнику, но руки не подал.
А в магазине продолжался тем временем тщательный обыск. Время от времени задерживали тех, у кого документы вызывали подозрение. Женщина, мужа которой только что арестовали, начала причитать:
— Вы не имеете права! Он ничего не сделал, мой Пьер!.. Отпустите его, негодяи!
Немец в гражданском ударил ее по лицу. Тогда женщина вцепилась ему в лицо. Два солдата подбежали к ней, заломили руки за спину и потащили к выходу.
Наблюдая эту сцену, фон Шульц сокрушенно качал головой: дескать, упрямая и глупая женщина, не хочет понять, что во всем должен быть порядок. Прежде всего!
Он кивнул головой Жюлю Граку и, щелкнув каблуками, галантно поклонился Мари-Те.
— Могу ли я пригласить вас завтра в бар, мадемуазель? — Он вопросительно посмотрел на нее и, прежде чем спуститься вниз, добавил: — С нетерпением буду ждать завтрашнего вечера.
Жюль Грак заметил, что продавщица смотрит на них, вытаращив глаза. Она видела всю эту сцену, не совсем поняла, что же, собственно, произошло, и была ошеломлена.
Он ласково улыбнулся ей и, приложив палец к губам, попросил ее не двигаться с места. Продавщица тоже улыбнулась. Она натерпелась страху, ко немцы все-таки остались в дураках. Жюль Грак вздохнул с облегчением.
И все же настойчивая мысль не давала ему покоя. Откуда она знает этого боша?
XX