«Подвиг» 1968 № 04

«Итак, подведем итоги последних дней. Не густо. Коллективный побег арестованных из гестапо. Неуловимый большевик, убивающий в сутки по офицеру».

Уровень коньяка в бутылке падал еще стремительней, чем его настроение. Половина бутылки за час! Что и говорить, темпы генеральские.

«Ну и прекрасно, пускай. А что делать с Вернером? Я его отправлю на русский фронт. Между атаками он будет иметь возможность думать о смысле жизни. Он, видите ли, хотел защитить меня и убил француза. Мерзавец! Если он такой самоотверженный, то пусть лучше поможет немецкой армии взять Сталинград».

Он снова протянул руку к бутылке.

«Нет, мне решительно нравится эта маленькая француженка… Кошечка с зелеными глазами…»

Зазвонил телефон, и фон Шульц нехотя взял трубку.

— Алло! А, добрый день, мадемуазель. Конечно, внимательно слушаю. О! Это очень и очень интересно! Дело приняло такой оборот… Нет, нет, это я для себя, одна моя мысль, которая вам ни к чему. Дальше, прошу вас! Чудесная работа. Вы новая Мата Хари… Что? Но это же комплимент! Вы такая же талантливая и такая же прекрасная.

На его тонких губах появилась ироническая улыбка.

— Когда все окончится, заходите ко мне. Нет, не служебный разговор, разопьем бутылочку тет-а-тет за наши успехи… Через полчаса западня захлопнется, не волнуйтесь… Вы уверены, что именно таким путем нам удастся схватить верхушку? Хорошо, повторите адрес. Страховая контора Антуана Боннета, площадь Филипп-Маркомб, один. Благодарю!

Ганс фон Шульц положил трубку и задумался. Наконец-то судьба дает ему шанс накрыть всю шайку. «Не распыляя сил, схватить одним махом — это эффектное.

Похоронный марш заканчивался. Полковник нагнулся и остановил пластинку. Потом позвонил Вернеру.

В задней комнате маленького кафе на улице Ля Трей за бутылкой вина одиноко сидел рыжий головастик и улыбался своим мыслям.

«Послушай, Даннери, у тебя сияющий вид человека, получившего завещание, — сказал ему один давний приятель с черного рынка. — Ты выиграл главный приз на скачках?»

«А чего стоил мне этот приз? Жюль Грак, эта сволочь, и не подозревает, что однажды я видел, как он распространял в поезде свои мерзкие воззвания. Я как патриот сообщил об этом в гестапо. Пускай узнает на своей шкуре, что такое постоянная слежка, чтобы отпала охота играть в героев. Он, видите ли, не любит спекулянтов. Вот гад! Скажите-ка, брезгливый какой…»

Поль Даннери допил вино и заказал еще.

«Связи с гестапо могут понадобиться в любую минуту. А уж о перспективах без таких связей и говорить нечего. Теперь я знаю, как закрыть пасть многим…»

XXIII

Впервые за несколько месяцев Сергей Ворогин почувствовал себя по-настоящему в безопасности. Тревоги остались позади У войны вырвано несколько часов спокойствия. Он лежал и думал о том, что здесь-то никакая собака его не отыщет. Был он как бы за мощными стенами крепости, а друзья заняли свои места у бойниц. Больше того — о его крепости никто и не подозревал, кроме нескольких посвященных.

Сергей улыбнулся. Первая улыбка за долгое время мытарств.

Место его пристанища, предоставленное неожиданными и неведомыми друзьями, было просторным и походило на мансарду; с покатого чердака сквозь крошечные оконца в железных рамах цедился неверный свет. Пахло сухим деревом, восковой мастикой, лаком и давней пылью. Кругом громоздилась мебель, ящики, матрасы — театральная декорация расплывчатой и постоянно менявшейся формы в пьесе, режиссером которой была сама жизнь. Лучи заходящего солнца слабо теплились в металлических частях мебели. Его косые отблески после каждого движения Сергея делали видимыми мириады пляшущих пылинок.

Он снова улыбнулся и растянулся на диване, обитом грубым репсом. Заложив руки за голову, устроился поудобней и закрыл глаза. Но через минуту приподнялся на локте, вскочил с места и, осторожно приблизившись к груде ящиков, начал что-то искать. Быстро возвратился назад, неся два джутовых мешка, расстелил их на диване и снова удовлетворенно растянулся.

Краюха хлеба, кусочек колбасы ч наполовину опорожненная бутылка с водой на ночном столике, застеленном газетой, говорили о том, что голод на сегодня усмирен. Все это раздобыла где-то миниатюрная женщина в светлой кофточке и с фирменной шапочкой на голове, придающей ей сходство с московскими официантками. Ёду она принесла в огромной коробке из-под шляпы. Разворачивая свертки, она что-то говорила, говорила и с улыбкой поглядывала на него. И он отвечал ей улыбкой.

Наконец они оба расхохотались, заразив своим весельем и грузчиков, доставивших Сергея сюда и молча, с любопытством наблюдавших за ним. Потом они ушли, пожав ему руку и пояснив мимикой и жестами: ты, друг, ни о чем не волнуйся, спокойно пережди здесь, а мы обо всем побеспокоимся… Сергей тоже, как мог, ответил: я — то не волнуюсь, верю вам и благодарю.